Архів старих газет; Архив старых газет

На днях мы простились с Пироговым… Вся мыслящая Россия поймет состояние души нашей: Пирогова высоко ценили и уважали не только люди одних с ним убеждений, но и те, которые не соглашались вполне с его системою. Первые беспредельно были ему преданы, не задумываясь шли за ним, не спрашивали куда ведет их великий учитель: они знали, что с истинной дороги не своротит он, что цель его во всяком случае - вечная истина. Вторые, находя систему Николая Ивановича несколько одностороннею, видели в нем более великого медика, мыслителя и советователя, чем администратора. Но и они, громко называя его идеалистом, также громко выражали удивление пред его человечною натурою, в высоком, благороднейшем смысле слова.

Прощальный обед 4-го апреля имел особый, своеобразный характер, который резко выдвигает его из ряда торжественных обедов. На нем присутствовало более 120 участников, но все это были люди учебного ведомства, с которыми Николай Иванович находился, по самому положению своему, в более или менее частых, в более или менее близких отношениях. А служить вместе с ним, служить под начальством его значило для большинства быть его учениками. Потому-то от собрания удалена была всякая торжественность и публичность: их никогда не любил Николай Иванович. Это был домашний обед, на котором огромная семья людей, родных по убеждениям, прощалась с главою дома. На отходящего патриарха-учителя грустно устремлены были все взоры, к нему одному обращались все желания и приветствия. Каждый говорил об нем одном, каждый, оценяя его заслуги, объяснял себе и другим всю тягость испытываемой утраты. Восторженно и одушевленно выражали свои чувства растроганные ученики, а он задумчиво и спокойно говорил нам об одном, вечно непреходящем царстве идеи и утешал нас возможностью и в разлуке постоянно сообщаться мыслями в этом мире идей. Особенно памятными пребудут для нас те минуты, когда устами студента, недавнего гимназиста, будущее поколение общественных деятелей выразило, как оно понимает Пирогова, когда представитель нравственно поднятых им еврейских училищ превозгласил тост за совершеннейшего представителя образованных христиан, когда наконец издалека раздался голос полтавских гимназистов, просящих своего бывшего руководителя «благословить их быть достойными гражданами». В эту минуту мы не жалели о Пирогове. Нет: мы завидовали ему тою высокою, плодотворною завистью, которая вызывает на благородное соревнование и усиленный труд.

Сослуживец Николая Ивановича по двум учебным округам, помощник его И. Г. Михневич открыл длинный ряд прощальных речей следующими словами:

«Действия ваши, Николай Иванович, были так прямы, открыты, гласны, что говорить об них значит выражать в слове то, что живо напечатлено в мысли и сердце всех и каждого из нас и что не в нашем только небольшом кругу, но во всех местах России и за ее пределами приобрело такую же известность, как и славное имя ваше. Плоды этих действий так благотворны, многозначительны, велики, что составят обильный предмет постоянных благодарных воспоминаний об вас не только для нас, но и для поколений, следующих за нами, и займут лучшие страницы в истории отечественного просвещения. Здесь, в прощальной беседе с вами, язык мысли уступает место языку чувства, а чувство любит выражаться не столько в словах, сколько в желаниях и делах. Желаем, чтобы многоплодная деятельность ваша на пользу науки и для блага человечества продолжалась с свойственной вам энергией еще на многие годы. Желаем еще часто слышать от вас те мудрые и живительные изречения науки и жизни, которые всегда изливались с таким обилием и теплотою и в устной, и в письменной речи вашей. Желаем, чтобы дела наши ясно показали вам, что мы старались и будем стараться воспользоваться всем, что сделано вами для нашей пользы и в основе чего лежит идея правды, долга и совести - этого тройственного начала всей вашей деятельности, которое вы постоянно любили внушать, и словом, и делом, воспитывающемуся молодому поколению. Желаем, чтобы это поколение, в стенах школы, всегда помнило и осуществляло на деле не раз повторенные ему вами внушения о важности научного интереса, составляющего в деле образования, особенно высшего, как мы часто слышали от вас, цель главную, существенную, которая, кроме не менее существенной цели нравственно-религиозной, исключает все прочие стремления и цели, как препятствия к ее достижению, - и о необходимости свободно-самостоятельного труда, как условия, при котором только и возможно самоусовершенствование; а вне этих стен - никогда бы не теряло из виду решения любимой вами темы о примирении школы с жизнью, о применении теории к практике и о достижении того золотого века, когда школа и жизнь сойдутся наконец, как два согласные деятели, усердно работающие друг для друга и дружно направляющие общий труд свой к выгодам и пользам одного и того же человечества. Желаем и еще многого… но для осуществления наших желаний, которыми полна теперь душа наша, главное условие - это бодрость и крепость сил ваших. Соединим же, мм. гг., все наши желания в одно и выразим общий наш молитвенный голос так: да укрепляет сила Всевышнего незабвенного нашего Николая Ивановича и да будет жизнь его так обильна светлыми днями и годами, как обильна его деятельность мудрыми делами! - Как знак искренности наших желаний и как внешнее выражение наших внутрених чувств, провозглашаю тост за здоровье дорогого, душевно уважаемого и любимого нами Николая Ивановича!».

За тем ректор университета Н. Х. Бунге сказал:

«Лет шесть тому назад, среди разгара войны, в летописях которой сохранится дорогое нам имя, общество наше пробудилось к новой жизни. Великие, свершившиеся с тех пор преобразования вызвали много новых деятелей на гражданское поприще и те, которые следили за ходом нашего мирного развития, могли заметить, сколько людей в это короткое время пережили и свою старую, и свою новую славу.

Отчего же добрая слава Николая Ивановича устояла и против ожесточенных порицаний и против восторженных похвал? Оттого, мм. гг., что Николай Иванович опирался в своей деятельности на служение науке и нравственному авторитету, а то и другое вызывает не мимолетную популярность, а уважение и любовь.

Я не стану исчислять всего, что сделал Николай Иванович для университетской науки; довольно упомянуть о живом участии, которое он принимал во всех учебных вопросах по изданию университетских известий, по замещению кафедр, по разделению факультетов, довольно упомянуть о том, как щедро ассигновались и тратились наши средства на переустройство астрономической обсерватории, на переделку помещения для практических занятий химиею, как скупо расходовались они на роскошь ремонта, о том, как много обязана ему студентская библиотека, в пользу которой он, на днях, предоставил издание своих педагогических статей, написанных в истекшие три года.

Но главная тайна влияния Николая Ивановича заключалась в служении нравственному авторитету.

Он старался упрочить его устройством университетского суда, порученного правлению. Каковы бы ни были недостатки этого учреждения, но оно дало приговорам за проступки студентов характер законности, а не личного произвола.

Он старался сообщить инспекции студентов дух благородства и прямоты и упрочить за нею большую степень доверия.

Он основывал свою власть на преданности науке и на внутреннем убеждении; но где власть опиралась на эти силы, где зрелые понятия только начинали проникать в умы молодого поколения, испытывавшего на себе посторонние влияния, чуждые и университету и намерениям его бывшего руководителя, там нельзя было ожидать внезапного торжества нравственного самообладания.

Будущее принадлежало нам; оно готовило неразрывную связь между всеми служителями истины и добра. Поэтому позвольте мм. гг. выразить надежду, что этот союз осуществится, и предложить тост за Николая Ивановича, его основателя и представителя нравственного принципа в деле образования».

После ректора ученик и восторженный поклонник Пирогова, профессор анатомии А. П. Вальтер представил одушевленную картину по преимуществу ученой деятельности славного медика:

«Мм. гг! Мы все чувствуем, что этот обед, это собрание не есть обыкновенное прощание с уезжающим начальником. Мы уверены, что еслиб во всей обширной России знали о настоящем дне и его значении, то мысли и чувства всех многочисленных приверженцев и почитателей Николая Ивановича Пирогова были бы с нами здесь в эту торжественную минуту. Давно известно, что современная Россия глубоко сочувствует Николаю Ивановичу, т. е. что он в полной гармонии с большим числом современников. Но так-ли было всегда? Вот вопрос, которого решение важно в это время для того, чтобы почерпнуть из истории его жизни ручательство за верность стремлений как его самого, так и его последователей.

Я вправе говорить об этом, ибо мне досталось на долю редкое счастье следить в продолжении 25 лет за подвигами и действиями Николая Ивановича.