Архів старих газет; Архив старых газет

Произношу с гордостью: я ученик Николая Ивановича. Я видел, как в 1836 году молодой профессор вступил на кафедру императорского дерптского университета, в котором до тех пор привыкли видеть дельных профессоров только из Германии. Тем не менее вся молодежь, увлекаемая пылким и неутомимым рвением молодого ученого к науке, бросилась вслед за ним. Имя Пирогова наполнило все сердца и умы, и он основал первую в России и одну из лучших хирургических школ, рассеянные члены которой и теперь приносят пользу во всей необъятной России. Он издал в Дерпте два замечательные сочинения. Первое из них было Летописи дерптской клиники, в которых молодой профессор жертвовал тем, чем обыкновенно неохотно жертвуют врачи: своим renommée. В этом сочинении он исповедал публично свои клинические ошибки, он доказал ту высокую правдивость, которая характеризует всю его жизнь. Сверх того он написал в Дерпте сочинение, теперь выходящее вторым, неизмененным изданием, которым занят наш будущий товарищ, профессор Шимановский. Стало быть в продолжение 25 лет, в которые анатомические науки сделали неслыханные успехи, ученый свет не мог произвести ничего лучшего первого литературного труда Николая Ивановича Пирогова. Из Дерпта Николай Иванович перешел в С.-Петербург для того, чтобы лучше служить науке и быть полезнее для России, чем это ему было возможно в образованном, но отдаленном угле нашего обширного отечества. При переезде его в Петербург, его слава, после пятилетней профессорской деятельности, была уже так велика, что президент Петербургского общества русских врачей принял все возможные меры для того, чтобы немедленно уведомили его о прибытии Пирогова. Ночью приехал знаменитый хирург, а на утро президент явился к нему и поднес диплом на звание члена общества русских врачей. Деятельность Николая Ивановича в столице была и ученая и административно-медицинская. Упомянем вкратце о важнейших его заслугах. Ему принадлежит первое осуществление присоединения наших госпиталей к клиническому преподаванию и, если эта мысль еще не везде у нас проведена, то ее будущее осуществление едва-ли подлежит сомнению. Под исключительным влиянием его мысли составлен наш устав об испытаниях для получения медицинских степеней, устав, который, независимо от колебаний состояния науки в известное время, весьма практичен и реализует необходимость соединения науки с практикою в медицине. Николаю Ивановичу принадлежит несколько страниц из истории доблестных подвигов русских врачей на поле сражения. При начале крымской войны он изобрел гипсовую повязку, облегчившую страдания многих тысяч раненых воинов. Он разделял труды нашей армии в Крыму и никогда, в особенности русский солдат, не забудет его искусной руки и его доброй, сердобольной души. В Петербурге он написал свое знаменитое сочинение: Anatome topographica (ледяная анатомия), плод пятилетних трудов. До этого сочинения, кто говорил об анатомии, тот говорил об анализе, о разложении; Пирогов ввел в эту науку синтезис. Что в продолжении 2000 лет разлагали, разделяли, то он соединил, свел в одно и доказал, что, за избытком анализа, мы не понимаем синтеза. Как поняты были эти заслуги и труды современниками Пирогова? Критика разразилась укорами над его клиническою летописью, нашли, что он слишком пренебрегает терапиею. Но чтож? Не прошло нескольких лет - и эта же терапия, в которую тогда верили противники Николая Ивановича, была признана ничтожною. Николай Иванович был прав. Как верно он угадал потребность хирургии в своем сочинении о перевязке артерий, доказывает то, что этот труд не отстал от современности в течении целых 25 лет и сразу был признан первокласным, в высшей степени практическим сочинением. Ледяная анатомия, хотя еще не признана как следует и встречена только всеобщим удивлением, но уже настает, уже начался тот период анатомии, когда станут исследовать устройство не мертвого, а живого человека; а когда это будут делать везде, тогда сочинение Пирогова обратится в ежедневную справочную книгу для всех анатомов и врачей в свете. Это сочинение составляет эпоху в науке: соединение же клиник с госпиталями есть начало реформы медицинских училищ в России. Никогда, ничей голос не отвергал пользы его экзаменационного устава: он соответствовал вполне своему времени и не утратил этого значения и теперь.

Но великий анатом, великий врач оставляет медицинскую кафедру, и, о чудо! анатом, хирург и испытатель материи в природе человека делается поборником его духовного начала. Он требует признания и развития достоинства человека, в знаменитых строках о вопросах жизни он кладет руку на больное место в воспитании русской молодежи, но кладет ее как врач, для исцеления ран. Он произнес то, что все чувствовали, но никто не облек в слово. Вся Россия его поняла, вся Россия согревалась его теплою вдохновенною речью, вся Россия стала требовать гуманности, человечности в воспитании. Пирогов указал на сущность университетского образования в противоположность специальному. Он доказал связь гуманного образования с Божественным учением. Понял-ли тут Пирогов дух своего времени? Кажется, об этом спорить излишне.

Потом Николай Иванович делается ученым администратором, попечителем в высшем и благороднейшем смысле этого слова. Он эманципирует бедных детей от безумного и унижающего человеческое достоинство телесного наказания, он подает руку загнанному племени Евреев, он указывает Христианам сколько гуманности и любви к просвещению кроется в этой расе. И чтож? Как отозвалось на все это современное общество? Едва-ли кто у нас более популярен, любим, уважаем, как Пирогов.

Я кончаю свою речь.

Николай Иванович Пирогов, как человек науки, был всегда передовым двигателем ее, общество шло за ним и всегда время доказывало, что он не ошибался. Когда же он стал заниматься вопросами жизни, то великий врач, привыкший всегда одним взглядом окидывать всю целость явлений, а не увлекаться одним, всегда схватывал верно потребности момента. Храм идей был открыт всем, но первый в него вошел Николай Иванович и за ним уже вошли все другие с криками радости и удивления. Он был вполне не только человек своего времени, но и вождь своих современников. Число людей не разделяющих его взглядов невелико, оно никогда не было велико! Николай Иванович не воевал против зла, он возвышал, укреплял приверженцев добра, он увлекал их теплотою чувств и закрепил их увлечение убеждением и рассудком. Его врагами не были поборники зла, они его не боялись. Его противниками были собственно те люди, которые в свое время и в свою очередь стояли за прогресс, но, будучи обязаны охранять блага добытого прогресса, страшатся опрометчиво идти дальше за Николаем Ивановичем, пока не поймут прочности и верности его идеи. Но они напрасно сомневаются в счастливой звезде, в гениальной сметливости Николая Ивановича, и они последуют за ним, и тогда идеи Пирогова вполне восторжествуют. За это нам ручается весь ход его мыслей и трудов. Итак, господа, я предлагаю тост за попечителя двух учебных округов, великого ученого, славного писателя, благородного гражданина, нашего незабвенного друга и руководителя Николая Ивановича Пирогова!».

Картинная речь профессора русской словесности А. И. Селина следовала за речью г. Вальтера.

«Каждый день встречаемся мы теперь с тем фантастическим существом, изменчивость и подвижность которого в живописноверный образ облекла мудрая русская пословица «мирская молва - морская волна». Видите ли вы эту толпу, идущую мимо здания, заставленного лесами? - Нарядная, любящая комфорт и покой, с неудовольствием смотрит она на наружный беспорядок: везде разбросан сырой материал, неприятно пахнет известью, глаза разъедает пыль мусора и кирпича, которые свозят посреди шума и крика… но мы с вами знаем, что за этими лесами возобновляется громадное здание и совершенствуется по плану мудрого зодчего… И его-то мы лишаемся, мм. гг., именно в то время, когда обновляемое святилище науки, может быть, готово было предстать перед зрителями в величии и блеске!

Николай Иванович! Не дождались вы до дня своего торжества; но вас может обрадовать такое знаменательное событие, которому не было подобного в течении 16-летней службы говорящего. Когда разнеслась весть, горестная как бедствие для каждого разумного существа, способного любить добро и свет: «Николая Ивановича Пирогова не будет с нами!» студенты университета, всегда делившиеся на самые разнородные станы, какою-то неведомою силою вдруг сливаются в единую семью! Великороссияне, Малороссы, Литвины, Поляки, Болгары, Сербы, Немцы, Евреи - один человек!

Почему они забыли все личные стремления, частные убеждения, в основе своей быть может неповинные? Потому что в эту торжественно-печальную минуту ясно увидели, что над их значками, на неизмеримой высоте, в ярком сиянии, развевается знамя истины; увидели, что под этим знаменем идете вы, достойнейший из всех вождей юношества! Единодушным желанием сохранить вас они торжественно признали правоту ваших высоких убеждений! Господа студенты! Одно это проявление делает честь не только вам, как лицам, но и самой человеческой природе; ни вы, ни мы не забудем этого благороднейшего порыва! Вашим единодушием вы выразили высокое разумение высокой мысли: много обителей у Бога, но безпредельнее, божественнее всех - царство истины.

Мм. гг.! Позвольте мне предложить тост во славу и торжество вечной истины и в честь достойного жреца ее - Н. И. Пирогова!».

После профессора Селина почетный попечитель киевских гимназий граф Г. Г. Тышкевич сказал на французском языке несколько одушевленных слов. В них он выразил свое сочувствие во-первых к благородной личности Николая Ивановича и его идее о воспитании, во-вторых к воспитывающемуся юношеству, которое, независимо от легкомысленных увлечений, свойственных его возрасту, проникнуто многими благородными порывами, наконец вообще к стремлению ХІХ века провести в жизнь христианские начала, чему высокий пример подает Августейший Освободитель крестьян.

От имени двух киевских гимназий говорили старшие учители О. О. Петрушевский и И. О. Самчевский.

Петрушевский сказал:

«Обращаюсь к вам, Николай Иванович, с кратким словом, в котором попытаюсь выразить ощущения, с какими мы предаемся бесплодному сожалению о том, что недолго привелось нам быть свидетелями вашей беспримерной деятельности.

С тех пор, как первая киевская гимназия, наряду с прочими, назвала вас своим начальником, мы сами увидели, кто не был слеп, то, о чем до той поры говорила нам молва. Мы поняли, в чем заключается истинная власть и как она выражается; всякий испытал, что знаменитый ученый, человек истинно просвещенный и глубоко преданный делу человеческого развития приобрел над нами влияние, недоступное никакому другому олицетворению власти, вооруженному всеми возможными знаками отличия.

С тех пор как мы стали свидетелями вашего неутомимого трудолюбия, никто из нас не мог сказать ни вслух, ни мысленно, что он сделал все, чего могло ожидать от него общество. Безмолвная, но неотразимая укоризна, исходя из тиши кабинета, где неутомимо работал Пирогов, ложилась нерадивому на совесть, и напрасно он принимал на себя мнимо-равнодушный вид, не успевая обмануть даже и самого себя.

Свободно и самостоятельно трудились мы, каждый по своему; мы менялись мыслями и ничье доброе пожелание, ничья счастливая идея на пользу общую не были останавливаемы никаким опасением, потому что мы все, благодаря вам, пользовались одинаковою разумною свободою.

Я не стану исчислять всего полезного, сделанного вами для гимназий, потому что это хорошо известно всем нам, присутствующим здесь, всем служащим с вами, а скоро узнает и вся Россия; но я хочу в нескольких словах показать, к какому результату мы были приведены, отчасти, может быть, без вашего преднамерения.

Никогда не позволю себе оскорблять слух ваш льстивыми фразами, не буду говорить наприм., что гимназия наша будто-бы достигла высшей степени благосостояния, но я должен сказать здесь во имя истины, что никогда мы, воспитатели и наставники, не испытывали более благодетельного, нравственного и умственного влияния, как в то короткое время, когда имели счастье называть вас своим главою. Мы видели не начальника над собою, но человека, гражданина, ученого и воспитателя, находившего высшее удовлетворение в своем собственном сознании.

Этого рода впечатления не скоропреходящи, - нет, они глубоко вошли в наши натуры и принесут полезные плоды.

Скоро вы будете далеко от нас, но ни расстояние, которое будет между нами, ни долгие годы предстоящей нам разлуки не истребят их, и позвольте заявить вам, что всегда мы будем вспоминать о вас со всем чистым и глубоким уважением, какого заслуживает знаменитое имя Пирогова, за которого, мм. гг., честь имею предложить торжественный тост».

Самчевский сказал от имени второй гимназии.

«От лица второй гимназии, собравшейся здесь в полном своем составе, я осмеливаюсь возвысить мой слабый голос, чтобы выразить вам, Николай Иванович, наше глубокое сочувствие и искреннюю благодарность за неутомимую и в высшей степени плодотворную вашу деятельность в звании попечителя киевского учебного округа.

Ваше управление было кратковременно, но все сделанное вами для наших гимназий навсегда останется лутшим памятником вашей деятельности в здешнем округе. С прибытием вашим гимназии наши начали новую, лучшую жизнь.

При глубоком понимании того великого дела, двигателем которого вы были, свято исполняя закон, верный истолкователь его в лучшем, благородном смысле, вы собственным примером неизменно, постоянно старались вкоренить в сердцах учащих и учащихся чувство долга. С этою целью были введены вами правила о проступках и наказаниях, которые, ограничив произвол училищного начальства, в то же время содействовали развитию чувства законности в учащихся. Вы остались верны своим убеждениям, несмотря на раздражительные крики в журналах людей, не могших понять, как попечитель округа мог подчинить свое мнение большинству голосов комитета.