И потому неудивительно, что сегодня столь многие и так много говорили, да и я еще говорить хочу о человеке, который ныне с нами разлучается. Я уверен впрочем, что все из говорящих сегодня согласились-бы наложить на себя обет долгого молчания, лишь-бы можно было еще долго трудиться и мыслить вместе с этим человеком, слушать одну его вдохновительную речь, почерпать в его слове, в примере силы для безмолвного труженичества на пользу общую.
В моих словах будет наглядный свод того, о чем говорили подробно мои предшественники и о чем гораздо подробнее и красноречивее говорят сами дела ваши.
Вот дела эти:
1) Конкурсовый порядок замещения кафедр в университете и в средних учебных заведениях округа, 2) первый осуществленный план педагогической семинарии, который лег в основу нынешних педагогических курсов, 3) специализация отделов историко-филологического факультета на исторический, классической филологии и славянорусской филологии, 4) правила о суде над студентами, 5) устройство студентской библиотеки и лектории и снабжение первой пожертвованием собственных его книг, 6) возвышение значения педагогических советов, 7) преобразование окружного циркуляра в замечательное педагогическое издание, 8) правила о проступках и наказаниях учеников, 9) совершенное преобразование гимназических испытаний, 10) литературные беседы учеников, 11) воскресные школы, 12) возвышение еврейских учебных заведений.
Довольно кажется совершено в 2½ года для того, чтобы свидетельствовать о вашей неутомимой деятельности пред теми, которые имеют неслишком зоркие глаза, чтобы видеть! Надо при этом заметить, что и передовые люди подчинены тому же закону, как и непередовые: под влиянием окружающей действительности, они не все то могут совершить, что желали-бы совершить и что способны совершить.
Но не в видимой ломке старого и не в видимой постройке нового, не в кипах бумаги, исписанной правилами и постановлениями, заключается тайна влияния передовых людей. Она заключается в том живительном духе, которым избранные личности воодушевляют и лица и учреждения, от них зависящие. Всем нам известно, что первый вопрос, какой ставил Николай Иванович при имени каждой науки, был вопрос о том, какую образовательную силу имеет эта наука и как приложить эту образовательную силу к делу. Всем нам известно, что, при каждом удобном случае, всеми средствами, какими располагал он, старался Николай Иванович вызвать к самодеятельности и непочатые, свежие силы младшего, и быть может уже усталые силы старшего поколения. В этих двух началах - великая заслуга Пирогова, в них жизненный нерв образования вообще и гуманного образования в особенности.
Но где же следы этой деятельности, этого великого влияния? спросят, быть может, люди, которым духовное явление видно только тогда, когда на него пальцем ткнешь…
А хоть-бы в словах этого студента, недавно гимназиста, так разумно сознающего отношение ученика к наставнику и обществу и так благородно признающего, кому он этим сознанием обязан…
А разве не указывает на влияние Пирогова Еврей, предлагающий пособие бедным студентам - Евреям и Христианам без различия?
А этот наконец представитель Евреев, только что провозгласивший от их имени тост за образованных Христиан, имеющих такого представителя человечности в Пирогове…
Кстати о человечности. Вы украшены титулом превосходительства, Николай Иванович! Редко кто из нас называл вас этим титулом. А между тем, никогда не величая вас превосходительством, я теперь, на прощаньи, громко и смело скажу, что другого титула вам нет и быть не может. «Он был великий король!» - говорит у Шекспира Горацио про отца Гамлетова. «Человек он был из всех людей, каких нам доводилось видеть!» отвечает ему Гамлет. Вот в этом-то смысле вы превосходительство: вы превосходите как человек многих людей у нас на Руси, где еще с Диогеновым фонарем среди бела дня нужно искать человека. Имея честь быть членом факультета, круг наук которого носит по преимуществу название человечных (humaniora), я почитаю долгом заявить, что великий медик являлся в отношении к гуманному факультету вполне гуманным человеком.
Но нам пора расстаться… Вам, чтобы вдали от нас наслаждаться благородным сознанием выполненого долга и продолжать те благие труды, которые вы разве с последним вздохом прекратите. Нам - для того чтобы сожалеть… о ком? да хоть о самих себе сожалеть…
«Отец и учитель! Завещай мне только дух твой!» - говорил сын умирающему Гердеру, отрицаясь от всякого другого наследства. С тою же просьбою обращаемся и мы к вам, Николай Иванович. Оставьте нам дух ваш, ваши стремления, вашу высокую человечную и гражданскую доблесть, непреклонно устоявшую среди всех препятствий.
Господа! Вот мой тост: да живет долго и долго между нами дух отходящего ныне от нас превосходного человека! Да вдохновляет он на труд и наше поколение, поколение людей, пролагающих дорогу, и молодое поколение, которое пойдет по проложенному пути к решению великих жизненных вопросов, заданных настоящим царствованием. Счастливы мы будем, Николай Иванович, если сыновья ваши, когда судьба приведет их в наш университет, увидят, что в нем жив дух отца их!»
Более счастливые, которым привелось лично проститься с Николаем Ивановичем, кончили. Неожиданно для всех, еще неожиданнее для самого Николая Ивановича, раздались голоса издалека: И. Г. Михневич начал читать полученные им депеши из стоящих на телеграфической линии городов учебного округа.
Из Житомира. Идея воспитания, проводимая вами, Николай Иванович, глубоко проникла в сердца всех, сочувствующих народному образованию. Вот право ваше на всегдашнюю нашу признательность, которую, вместе с искренним и глубоким сожалением о разлуке с вами, Пироговым, путеводителем нашим, выражает волынская гимназия.
Из Полтавы. Попечитель удаляется от нас. Скажите ему, что с ним удаляются лучшие верования наши. Остается одно: надежда на лучшие дни. Совет губернской гимназии.
Из Ровно. С глубоким чувством скорби приняла ровенская гимназия известие об увольнении, по расстроеному здоровью, Пирогова. Теодорович.
Из Полтавы. Душевно сожалеем, что оставляет нас Николай Иванович Пирогов, сделавший так много добра для образования. Полтавское уездное училище.
Из Житомира. Житомирское раввинское училище просит Николая Ивановича Пирогова принять уверение, что в этом заведении всегда будет храниться память о просвещенных его заботах относительно преуспеяния училища и судьбы воспитанников оного, равно как и о теплом его сочувствии делу просвещения Евреев вообще. Директор Цимерманн.
Из Полтавы. Потрудитесь передать Николаю Ивановичу, что наше заведение, при самом начале жизни лишенное его, спешит засвидетельствовать ему скорбь свою. Женская гимназия.
Из Чернигова. Просим более нас счастливых, присутствующих лично при расставании с глубоко уважаемым Николаем Ивановичем Пироговым, передать его превосходительству наше искреннее сожаление о потере в нем просвещенного начальника и вместе выразить ему полное наше сочувствие за те добрые, гуманные педагогические начала, пробужденные и оживленые его влиянием, которые всегда будут ненарушимою связью между им и нами. Черниговская гимназия.
Из Полтавы. Передайте попечителю, что мы никогда его не забудем, как ни мало был он с нами. Пансион Кумминг.
Из Полтавы. Вручите попечителю это последнее наше прости; а если у вас есть лучшая вера - скажите ему до свиданья! Пансион Лерцер.
Из Житомира. Неусыпные труды, поднятые вами в деле воспитания, дали первый истинно-человеческий толчек вновь возродившейся здесь педагогии. Сознание высоких заслуг ваших побуждает нас всех, как воспитанников, так равно их родителей и целое общество, к изъявлению вам искренней благодарности и сердечного сочувствия. Почетный попечитель волынской гимназии граф Де-Броэль-Плятер.
Из Полтавы. Николай Иванович! Провидению угодно было лишить нас просвещенного покровителя и проводника здравой и современной мысли, отнять подпору и путеводителя у нашего молодого поколения. Приймите добрый друг юношества и человечества наше крайнее сожаление и не забудьте нас, любящих и благодарных сограждан ваших. Подпись тридцати пяти полтавских жителей.
Из Ровно. Проникнутые до глубины души лишением нас ваших попечений, спешим присоединить к общей признательности и нашу, храня в сердцах неизгладимое воспоминание об истинно-отеческих заботах ваших для нашего добра и блага. Воспитанники ровенской гимназии.
Из Полтавы. Мы знаем кого мы лишились. Передайте ему нашу глубокую скорбь и просите его благословить нас быть достойными гражданами. Полтавские гимназисты.
Все встали при тосте предложенном профессором Абашевым: «да здравствует Пирогов - человек благородных убеждений!».
Прибавлять к этому нечего…
После обеда, по удалении Николая Ивановича, некоторые из оставшихся лиц приняли участие в подписке, благородная инициатива которой принадлежит студентам. Собранную сумму предположено употребить, с разрешения высшего начальства, для той общеполезной ученой цели, какую угодно будет назначить самому Николаю Ивановичу.
В тот же день, в один час с началом обеда, студенты, с разрешения начальства, открыли в здании университета бесплатную ежедневную школу, в знак благодарной памяти о Пирогове.
Несколько дней спустя получено было письмо от Кременчугского 1-й гильдии купца Исаака Германа. В нем он просит у Николая Ивановича позволения назвать по его имени стипендию, на учреждение которой в университете св. Владимира он намерен просить установленным порядком разрешения высшего начальства. Вот это письмо:
«М. г. Николай Иванович! Первое слово в пользу моих единоверцев в России вышло из-под пера вашего превосходительства. Слово, вышедшее из сердца и убеждения, пустило уже глубокие корни: оно возбудило в нас твердое, непоколебимое желание - стремиться, с помощью выходящих из нашей среды людей науки и образования, к слиянию с нашими русскими соотечественниками и стараться всеми силами, чтобы русские признали нас своими достойными согражданами и братьями. Слово ваше не осталось без благоприятного для нас влияния и на русскую публику! Евреи не забывают благодеяний, им оказываемых. И неудивительно: благодеяния редко выпадали на их долю, а редкие явления твердо помнятся! Я знаю, какие чувства сохраняют к вам в своем сердце благомыслящие Евреи в крае; я знаю, какая горесть овладевает ими в ту минуту, когда вы нас покидаете, когда покидает нас благороднейший в России защитник Евреев… Мы слишком привыкли к проблеснувшей нам недавно заре, чтобы не постигнуть всей тягости лишения, какое испытало все русское образованное общество, всей тягости утраты, какая постигает Евреев! Нам остается одна надежда и эта только надежда в состоянии сколько нибудь умерить наше горе: мы надеемся, что, покидая киевский учебный округ, вы нас не покинете и что не раз еще раздастся в пользу образования, в пользу нравственно возрождающегося племени, могучее слово Николая Ивановича Пирогова!…
Память о вас никогда не изгладится из сердца и души людей, вами облагодетельствованных! Память о вас будет существовать до тех пор, пока будет жить в мире веротерпимость, наука, правда и человеколюбие! Смею уверить, что эти слова не мои, что их сознают и высказывают все мои единоверцы в России, в Европе, во всем образованном мире. Здесь, в Киеве, в настоящее время нет еврейского общества, и потому я осмелился высказать эти немногие слова, как слабое отражение тех чувств, какие теперь волнуют всех моих единоверцев!
Всякий уверен, что имя ваше будет всегда вспоминаемо с религиозным благоговением между нами и что всякие напоминания в этом отношении - вещь излишняя; но мы так привыкли с мыслью о вас соединять мысль о добром деле, что всякое доброе дело как-бы нуждается теперь в вашем имени, и потому я осмеливаюсь покорнейше просить ваше превосходительство, удостоить меня незаслуженной чести: позволить мне просить у начальства разрешения содержать на мой счет в университете св. Владимира, на первый случай в продолжении пяти лет, одного студента по указанию вашему, или тех лиц, которым вы это поручите, с тем условием, чтобы этот студент назывался стипендиатом Николая Ивановича Пирогова. Для этой цели я обязываюсь вносить в управление университета по 180 р. с. ежегодно в продолжении пяти лет. Пусть имя ваше, украшенное столькими добрыми делами, украсит в свою очередь мою посильную лепту, приносимую под вашим благотворным влиянием. Вашего превосходительства всепокорнейший слуга Исаак Герман.