Письмо к редактору «Киевского Телеграфа»

Милостивый Государь Альфред Августович!

Вчера запиской Вы просили у меня сведений о числе затопленных домов и хижин, во вверенной мне Плоской г. Киева части и о количестве убытков, понесенных жителями, пострадавшими от наводнения. С удовольствием спешу удовлетворить Ваше желание и текстом моего ответа принимаю слова, напечатанные в №№ 24 и 27 «Киевского Телеграфа».

№24 К. Т. 2 апреля 1861 г. …По последним известиям затоплено 613 домов и хижин… Бедные жители, не имея убежищ, остались жить в своих хатах на чердаках и сеновалах… нельзя без сострадания и жалости смотреть на обитателей этой части города, лишенных своего имущества и скотины…

№27 К. Т. 1861 г. … старожилы говорят, что только в 45 году было нечто подобное. Почти вся Плоская часть затоплена… множество бедных жителей нашли убежище, то в пустующем контрактовом доме, то на чужих дворах, на горах… они садятся в маленькие свои лодочки и вояжируя по Днепру, направляют неверный бег досок, бревен и другого строевого материала в свои домишки…

Предвидя в этом году значительный разлив р. Днепра, я еще в феврале возродил об этом вопрос и по ходатайству г. Киевского старшего полициймейстера подполковника Ивенсена даны жителям Оболоньи следующие пособия: а) от городской Думы отведены бесплатные квартиры в контрактовом и бывшем этапном домах; б) присланы в мое распоряжение два дуба и десять гребцов для вывоза залитых водою жителей с их имуществами; в) Киевский купец Конон Маркелович Булышкин отдал бесплатно свой дом для квартир десяти семейств. За две недели до разлива Днепра я формально оповестил об этом жителей Оболоньи, и настоятельно требовал выхода их из своих домов в указанные квартиры, но каждому из нас дорого свое; - жители, при всех настаиваниях, не решались бросать своих теплых хат до последней крайности. Разлив Днепра последовал быстро, так, что 2 апреля было залито не 613, а 149, а к 8 апреля всего с прежними 253 дома (большего или меньшего размера). С моей стороны были приняты все меры к спасению жителей и их имуществ, так что к 8 апреля, т. е. пока остановилась вода, вывезено мною с воды до 350 семейств со всем их имуществом и домашними животными и не было «лишенных имущества и скотины». Говорю это утвердительно потому, что действия мои были в глазах Его Превосходительства, господина Начальника Киевской губернии, почти ежедневно изволившего обозревать прилив Днепра до последней минуты опасности жителей Оболоньи, и Г. Киевского старшего полициймейстера, принимавшего искреннее участие в страдавших (впрочем от собственного упорства) жителей, а дабы никто не мог оскорбить меня подозрением, что я говорю это о моем Начальнике, то прилагаю при этом собственно ручную записку Г. подполковника Ивенсена, которая последовала вот почему: с 2 апреля начался сильный ветер, а 3-го усилился до того, что подверг величайшей опасности семейства, еще остававшиеся на воде в затопленных домах и средств, данных мне Думою, оказалось весьма недостаточно, а потому я просил Г. ст. полиц. экстренно выслать ко мне от Думы 20 гребцов и еще два больших дуба, на это Г. Полициймейстер прислал мне ответ, как увидите из прилагаемой записки: «наймите на счет мой тотчас людей и что нужно для охранения людей и имущества их», что я и исполнил тогда же, а на другой день город. Дума с своей стороны дала мне все средства к спасению жителей чрез гласного своего г. Щербинского, который исполнял возложенное на его поручение с таким усердием, быстротою и живым участием, что невольно скажеш: дай Бог этаких людей побольше! - Начальник губернии, как попечительный о страдавших от наводнения и трудившийся для спасения их в прошлом и настоящем годах, изволил вручить мне для раздачи более нуждавшимся в хлебе 25 р. сер. и прислать по три ведра водки для раздачи порций бывшим при мне гребцам, трудившимся во время опасности почти день и ночь и успевавшим съесть кусок хлеба тогда только, когда я нагружал дубы имуществом жителей. В прошлом году купцы (не забудьте евреи) гг. Балаховский и Шкловский по просьбе моей пожертвовали для раздачи пострадавшим от наводнения 200 р. сер., а в настоящем году, говорят, г. Балаховский, не ожидая приглашения, уже пожертвовал 400 р. сер. для этой же цели. Не забудьте, повторяю, евреи, впрочем не смею умолчать о том, что в прошлом году я приглашал к пожертвованиям некоторых и моих единоверцев, а ныне что-то уж нет охоты; но вполне убежден, что найдется благородное сердце, которое для такого доброго дела составит благородный спектакль, концерт или что-либо в этом роде. - В предупреждение краж леса и прочего, строго воспрещено мною разъезжать по воде ночью; за чем я лично и чрез посылаемые мною разъезды наблюдаю. - Убытков домовладельцев на Оболоньи до совершенного упадка воды исчислить невозможно, ибо нижние этажи домов, более пострадавшие, еще в воде. Можно только с точностью сказать: заборы, где были, разрушены, в некоторых домах оторвало галлереи, в доме дворянина Баховского вырвало три стены, так что крыша торчит на столбах и остатках стен; несколько домов наклонились. Об убытках постараюсь сообщить верные сведения в свое время. В настоящее время живут на воде только те семейства, которые имеют вторые этажи в домах и не подвергаются опасности, но на чердаках никто не живет, ибо беднейшие не нашли, а получили квартиры, а более обеспеченные средствами вышли к родным или в нанятые домы.

Вот и все, что я могу только теперь сказать о наводнении, и желаю чтобы эти сведения послужили лишь дополнением статьи Ивана Глуховца, которую, вероятно, каждый читал с удовольствием; статья его проста, без прикрас, но более или менее верна, а что верно, то и хорошо, добавлю к этому что не в 45 году было нечто подобное, а ныне что-то подобное бывшему в 45 году.

Полагаю, не будет лишним, если я добавлю два случая, бывшие на воде.

Одинадцатого апреля в 6 часов по полудни, объехав все затопленные дома и убедясь в благополучии, хотя был сильный ветер до того, что большой дуб мой бросало с волны на волну, как легкий мячик, я отправился в канцелярию для подписа бумаг, но не успел взяться за перо, как прибежал ко мне запыхавшись мещанин Кравченко, требуя помощи погибавшим на Днепре неизвестным людям. В ту же минуту я бросился в дуб и с трудом преодолевая ярость волн уже подъезжал к Днепру, но от дома мещанина Орленка, стоящего вблизи Днепра, услышал крик «сюда!». Причалив к дому я узнал, что все несчастные спасены; войдя в дом Орленка, я увидел семь душ погибавших из них четверо вне опасности, а трое без чувств, почему послал просить городового врача Жуковского, между тем до прибытия его приказал снять с несчастных мокрое белье, дать им водки и растирать тело жестким сукном и таким образом погибавшие пришли в чувство и по прибытии г. Жуковского уже были вне всякой опасности. (Честь и слава г. Жуковскому! Не каждый врач решился бы, не привыкши к воде, пуститься по разъяренным волнам почти с опасностью для себя). Случай произошел следующим образом: житель Черниговской г. села Чернина бессрочно отпускный рядовый Емельян Ющенко, нагрузив два дуба колесами, отправился в Киев для продажи их; с ним были рабочие: бессрочно отпускный рядовый Филоненко, каз. крестьяне: Несен и Лещенко и казен. крестьянки Филоненкова, Поганяйлова и Невойтенкова. При въезде в старое русло Днепра они встречены были сильными волнами, так что дубы их отбросило к батарее, устроенной возле р. Почайны, где разъярившиеся волны окончательно залили и затопили оба дуба, тогда несчастные схватились за колеса и по шею в воде были прибиты волнами на близкое расстояние к крайним домам затопленной Плоской части и здесь начали кричать о спасении их. Крик этот услышали Киевские мещане: Василий Михайленко, Андрей Орленко и Ефим Шиндриченко, которые несмотря на всю видимую опасность от страшных волн и глубины воды до 4 сажень, видимо рискуя собственною жизнью, бросились в лодки и по дороге к утопавшим, взяв с собою из соседних домов: Михайленко сына своего Павла, Шиндриченко мещанина Сторчакова, а Орленко двух девиц крестьянку Гринченкову и мещанку Компанцову и мещан Ситникова и Шкурченка, с неимоверными усилиями, будучи сами заливаемы водой, достигли потопавших, спасли их и привезли в дом Орленка, по усердию которого, по прибытии моем, дано было потопавшим сухое белье, чай и водка. Все потопавшие теперь здоровы и живут безвозмездно у великодушного Орленка.

Рассуждая, как эти несчастные могли с одним колесом в руках, в сильную бурю проплыть до трех верст и не погибнуть, невольно осознаешь величие Божие и даже богоотступники скажут: есть Бог, велик Бог! - Имущество потопавших большею частью спасено купцом Н. П. Войтенком и другими усердными людьми.

В половине первого часа ночи я возвратился с воды, разделся и лег отдохнуть, но не успел по своей малороссийской привычке даже и потягнуться, как страшное зарево осветило мои комнаты; оце вже не до шмиги подумал я и в ту же минуту, одевшись, подбежал к дубу, между тем в минуту прискакал брант-майор Коптев и Подольское пожарное отделение; без пожарных людей и инструментов мы поплыли к горевшей на воде лесной пристани купца Богданова; ветер до того усилился, и разыгрались волны, что не было никакой возможности не только подвезти инструменты, но даже нам добраться до самого огня, потому мы, убедясь, что нет никакой опасности жилым строениям и прочему лесу, кроме загоревшегося большого яруса досок и окликнув нет ли кого на пристани, но не получив ответа возвратились на берег, где застали уже Начальника губернии и Киевского старшего Полициймейстера. В 4 часа утра по приказанию ст. Полициймейстера послан мною разъезд к потухавшему пожару; когда разъезд повторил оклик, тогда с высокого дерева отозвались два голоса сторожей, которые тотчас были взяты в дуб и рассказали, что с вечера между досками на устроенном очаге они разложили небольшой огонек для согревания себя от стужи, но к 2 часам ночи уснули и ветром бросило искру в бывшее возле досок сено; пламя так быстро охватило доски, что сторожа увидели себя в двух крайностях: или сгореть, или утонуть, но один из сторожей увидел еще не горевшую длинную лесницу и успел перебросить ее от горевших досок на высокое грушовое дерево, схватя товарища своего, с отчаяния опустившегося в воду, перетащил его и сам слез на грушу, когда в первый раз мы подплывали к пожару, то сторожа видели нас и слышали оклики, но были еще в таком ужасе, что не могли отозваться. Пожар потух в 5 часов утра. Убытка понесено на 500 р. сер.

Если будут какие еще занимательные случаи на воде, то я сообщу Вам, а теперь прошу принять уверение в совершенном моем почтении и преданности.

М. Стафиевский

(Частный пристав Плоской г. Киева части. 14 апреля 1861 г.)