Письмо к редактору Киевского Телеграфа
Милостивый государь, Альфред Августович!
С чувством справедливого негодования прочел я, в столбцах издаваемой Вами газеты, письмо г. профессора Вальтера, и считаю долгом возразить и разъяснением дела оправдать себя перед судом публики.
Вас же покорнейше прошу поместить это мое возражение в Вашем Телеграфе, которому, надеюсь, не придется по моей вине переменить название.
Поднося жалобу перед каким бы то ни было судом, следует, сколько мне кажется, иметь верные данные, на которых она бы основывалась. Тем более это необходимо перед верховным судилищем нынешнего времени. – Г. профессор выпустил это из виду, и основывает свою жалобу лишь только на словах своего человека, посланного с депешею, о котором он сам относится не с слишком выгодной стороны, и который действительно, судя по наружному его виду, мало способен внушить к себе доверие. – Видно г. профессор увлекся досадой, не удостоив предмет своей жалобы дальнейшему обсуждению, или, может быть, желанием поострить на чужой счет.
Много действительно еще остается желать к улучшению телеграфной корреспонденции, но это дело времени, как усовершенствование всех вообще человеческих знаний, и г. профессору не трудно это видеть из успехов преподаваемой им науки.
Ускорить полет электрической искры ничем нельзя, и попытки к тому всех физиков останутся безуспешными. Но ускорение принятия депеш для отправки посредством этой искры зависит от соблюдения подателем при подаче, предписанных на то правил и присылки своей депеши из отдаленных частей города не пешком, а на извозчике.
Принесенная дважды 25-го июля ответная депеша г. профессора Вальтера, не могла быть принята по предписанному в положении нашем правилу, что: «при подаче ответной депеши, вперед уплаченной, следует предъявить ту депешу, на которую она служит ответом, дабы удостовериться из оной о количестве слов, назначенных для ответа и вперед уплаченных.» На ней же делается отметка в получении ответа. Иначе ответная депеша принимается как новая и за нее следует внести плату. Вот, почему дежурный при кассе и требовал за депешу г. профессора два рубля.
На другой день, когда упомянутое препятствие было устранено присылкою вместе с ответом и первоначальной депеши, опять встретилось затруднение в принятии этого ответа. Он был с поправками, и помарками, что запрещается нашими правилами, где сказано: «Депеша должна быть написана чернилами, четко, без сокращений, без особенных знаков, без помарок, подчисток и поправок.» – Видно г. профессор не твердо знал правила существующие для подачи депеши, иначе он не делал бы станцию ответственною за замедление ею ответа. По получению угрожающей записки, я писал г. профессору и объяснил, что замедление не зависело от станции. Г. профессор о писанном мною ничего не упоминает. – Предполагаю, что оно им не получено.
Что же касается до грубого с посланным обращения, то это сущая выдумка сего озлобленного на неудачу пешеходца из старого Киева на Печерск. Ему лишь были объясняемы причины, по которым депеша г. профессора не могла быть принята, на что он, уходя в последний раз, сделал гримасу, которой он хотел будто бы сказать: ну, достанется же вам!
Впрочем, публика лучше осудит и решит, кому верить – мне, или личности, не отличающейся, по словам г. профессора, особой чувствительностью к тонкости обращения.
Примите уверение истинного к Вам уважения.
Заведывающий Киевскою телеграфной станциею, штабс-капитан Герле.
