Архів старих газет; Архив старых газет

О чем шумите вы, народные витии?

Пушкин.

Гласность великое и благодетельное для общества дело, если она проявляется в светлом, неукоризненом и современном взгляде на вещи, дела и мнения других; но если она пристрастна и неосновательна, если она невежественна и нахальна, или если злонамеренный глашатай ее из своекорыстных видов набрасывает и самомалейшую тень на добросовестные действия тружеников для пользы общественной потому только, что пострадает когда-то его личный интерес на три-четыре рубля на сажне факторски передаваемого им чужого материала, то такая неблагонамеренная гласность, или, яснее и правильнее говоря, пустозвон ее, заслуживает в общественном мнении полнейшее презрение и название неудобное для печати.

Гласность, гласность, благотворнейшая потребность образованного общества! Как грустно на тебя смотреть, когда какой-нибудь молодец из гостиного двора, или маркмановский кулак, профанируют тебя безнаказанно, - или когда и случайный выскочка, похожий на того судью, про которого Крылов сказал:

«Ну, так и кажется, что быть ему в раю.» недостойный баловень проказницы фортуны, про которого песенку поют:

«Счастье строить все на свете» ...

И тот, исподтишка, из-за угла, с прекрасного своего далека, а коноводит и помыкает тобою, бедная гласность.

Но оставим бедную нашу, ни в чем не повинную гласность в покое, а разоблачим наших местных глашатаев. Их у нас два разряда: один светлый, благонамеренный, горячо сочувствующий всякой дельной мысли, способствующий благосостоянию, преуспеянию и прогрессу нашего скромного городского общества; а другой – темный, эгоистический, любящий застой и старину из-за своих корыстных целей, минирующий подземно и открыто едва возникающее у нас здание общественного устройства.

К этому последнему разряду, по всей видимости, должны принадлежать те 19 анонимов, которые так храбро (в Киевск. Телегр. №65) отстаивали и теперь старый порядок мощения улиц камнем и которые так близко приняли к сердцу своему мой слабенький намек (К.Т. №72) на их небезинтересность в этом деле. Поступить же иначе я не мог, потому что ни один благомыслящий домовладелец не может равнодушно смотреть на путешествие мостовых сборов по разным мытарствам, часто по ошибке не попадающих по адресу и, без глубокой грусти видеть, что самые животворные начала поборников добра и пользы общественной парализируются людьми своекорыстными из-за маркмановского булыжника.

О, бедовый булыжник, ты настоящий камень преткновения! Ты был виновником подземного взрыва 19-ти анонимных авторов. Ты вывел на свет божий гласного адепта своего, купца третьей гильдии Свиридова (К. Т №92). Ты, злой и беспардонный булыжник, вооружил его и против меня, совершенно постороннего в этом деле. По твоей милости в 97 № Киевского Телеграфа брошена мне перчатка, - и г. Свиридов явился на арену уже не один, а с походом, с семью гласными, согласными, а, может, и безгласными партнерами, остальные 11, конечно, остались в резерве – это благоразумно: так и Наполеон I делал.

Действие началось тем, что семь свиридовских партнеров сели в свиридовские сани и, затянув свиридовскую песню, повели самую свирепую атаку на те из моих пунктов, которые относились прямо и непосредственно к 19 анонимам, не понимая того, что анонимы народ безыменный, с которыми китайские церемонии неуместны, что с анонимными статьями как с подметными письмами, всякий имеет право поступить, как ему угодно, и, вообразив, что таким ловким маневром разбили противника в пух, что cedunt arma togae, потребовали от него особенного рода капитуляции: маленьких сведений об его служебной карьере, угрожая в противном случае неудачей ему своего ответа. Да, это прелесть, господа, оставлять «какого-то»… без того, в чем он вовсе не нуждается!

Но, да разочаруются береговые воители: я цел и невредим, а если и умирал несколько часов, то умирал со смеху над их наивной угрозой и над их (o sancta simplicitas!) простодушным сознанием в том, что фразы мои, адресованные анонимам, они считают своей законною и неотъемлемою принадлежностью, за какое доставленное мне удовольствие, я, не желая оставаться в долгу, советую любознательнейшему из них отправиться в киевское уездное казначейство, где документально удостоверят его, что я получаю пансион не за маркманоский булыжник; а для того, что бы поняли свиридовские партнеры из-за чего они хлопочут, обратились бы к подробному объяснению г. Зуевича, напечатанному в 98 № Киевского телеграфа прошлого 1861 года.

Заявив перед вами, благосклонный читатель, процедуру нашей местной гласности, прошу обратить внимание на изложенные здесь вкратце, (подробно телеграфированные) факты и данные, доказывающие, что для наших глашатаев-консерваторов в области нравственных и логических уклонений нет невозможного, если только на пути их интереса встретится камень преткновения; а эксплуатирование и охарактеризование целей и направление этих глашатаев-обскурантов, предоставляю беспристрастному суду общественного мнения пяти тысяч киевских домовладельцев.

А.Ивановский.

Января 4 дня

1862 года.