В №28 «Киевского курьера» г-жа Мария Редрова дело свое со мною предала гласности, объявив при том, что считает долгом отдать на суд публики как отзыв ювелира Концевского к г. старшему полициймейстеру, так и ответ ему г-жи Редровой.
Долг этот, вероятно, по общему свойству всех долгов, исполняется так медленно, что нижеподписавшийся, торжественно обвиняемый дамой, принадлежащею к так называемому благородному сословию, в краже с фамильного камня, уважая общественное мнение и по своей от него зависимости, не может дальше оставаться в безгласности; этого требуют интересы правды, здоровой гласности, мои личные и самого общества, которое предостережением г-жи Марии Редровой легко может быть вовлечено в заблуждение, тем более, что мы не пережили еще сословных привилегий и кредит слова еще у многих дисконтируется табелью о рангах. Чтоб спасти этих легковерных от такого нравственного поступка, пользуюсь общим путем гласности для восстановления истины факта, изуродованного нежною рукою женщины.
Вот как было это дело: на первой неделе Великого поста 1862 года (дня и числа не помню) г-жа Мария Редрова привезла ко мне для поправки перстень.
Приняв на себя починку, я объявил, что перстень будет готов на следующей неделе, на что она отвечала, что «дело это не к спеху, так как она выезжает из Киева на несколько недель».
На этом основании выговоренный самим собой срок я считал не обязательным, и потому когда г-жа Мария Редрова заехала за кольцом на 4 неделе поста, оно не было готово. Претензии на это г-жа Мария Редрова не заявила, а я вызвался исправить кольцо в несколько дней, что свято и исполнил.
Но до 7 недели Великого поста г-жа Мария Редрова ни сама не являлась за своим перстнем и никого за ним не присылала, а получила его уже на 7 неделе. Это не требует доказательств, потому что и сама г-жа Редрова, так усердствующая к моей репутации, не пропустила бы случая, в приличном месте своего предостережения, сделать на мою не аккуратность более точные указания; но она ограничилась следующими словами, смысл которых удобопонятен для каждого:
«... долго г. Концевский» пишет г-жа Мария Редрова, «переделывал эмаль на перстне, на седьмой неделе поста я заехала в магазин, в сумерки, узнать: когда же, наконец, будет готово мое кольцо?» Г-жа Мария Редрова, ведь вы же сами сказали, чтоб я не спешил и что вы оставляете Киев на несколько недель, а от 4 до седьмой недели Великого поста вы ни разу не справились о вашем перстне; по какому же праву вы позволили себе укорять меня в неаккуратности без всякого основания, по одному произвольному отступлению от истины, которого нельзя назвать ни милым, ни невинным, и сделали это не в интимном кружке, где может быть еще терпим безвредный вымысел, где подчас можно и позлословить, лишь бы веселее убить докучливое, у кого оно не капитал, время, а печатно, перед лицом читающей публики, с злостною целью повредить мне во мнении большинства? Какой у вас, право, странный характер!
Вы считали это пустяшками, так себе, сойдет, а между тем, в совокупности с главным обвинением, характеризуете личность мою не очень красиво.
Напрасно. Вы забыли, что кто не верен в малом, тот не заслуживает веры и в большом, и что во всяком деле труден только первый шаг. Так оно и выходит: получив кольцо, по предварительному удостоверению в его подлинности, для чего, в ожидании экипажа, имелось достаточно времени, г-жа Мария Редрова уехала, а чрез несколько часов возвратилась с мужем и претензией, что в кольце подменен (?!) камень.
Каково было мое изумление и негодование, - поймет каждый, кто сознает в себе присутствие честности и потому не может отвергать ее в других.
Пораженный чудовищностью предположения, что я способен решиться на подмен вещи, какой бы она ценности ни была, я едва был в состоянии уверить супругов Редровых в несправедливости их подозрения, что кольцо и камень те самые и что вероятно они, допустив раз сомнение, открывают в камне различия, которых прежде не замечали.
Представления мои были напрасны; причем г-жа Мария Редрова отозвалася, что кольцо это куплено у ювелира Данилевского за 50 р. сер. и затем супруги удалились, оставив мне перстень, для возвращения его в прежнем виде.
Видя, что дело клонится к тому, чтобы получить с меня за перстень 50 р. с придачею потерянного труда на его исправление, я отправился к моему собрату по ремеслу или искусству (ad libitum), почтеннейшему г. Данилевскому за советом в моем затруднительном положении.
Каково же было мое изумление, когда г. Данилевский, осмотрев перстень г-жи Марии Редровой, объявил, что он г-же Редровой никакого кольца не продавал, а этого кольца даже никогда и не видал.
Когда я доложил об этом г-же Марии Редровой, то она от слов своих, что кольцо куплено у г. Данилевского за 50 р. сер, отказалась и сказала, что это перстень фамильный и что она показывала его только для оценки г. Данилевскому, который определил стоимость его в 50 р. с., а г. Данилевский, как выше видно, отверг и это последнее показание г-жи Марии Редровой.
При новом осмотре кольца, мне показалось странным, что на перстне «находящемся в фамилии г-жи Марии Редровой более 30 лет, полученном ею в память от отца и носимом его, не снимая, 11 лет» (ipsa verba) имеется герб Петербургской пробирной палатки 1856 года. Неужели оно, подумал я, было заклеймено на пальце? Да и 30 лет и 1856 год как-то не совпадают между собою.
Не желая трудиться над такими головоломными вопросами, лишь бы поскорее покончить с начинавшимся скандалом, я предложил г-же Марии Редровой два условия: или выслать камень в Петербург, для сошлифовки изъяна, едва заметно только для вооруженного глаза, или получить с меня 50 р. сер. - цену, назначенную г-жою Мариею Редровой. Ни того, ни другого предложения Мария Редрова не приняла, а добивается непременно своего камня, мною якобы подмененного. Г-жа Мария Редрова пыталась стращать меня г. старшим полицмейстером, а потом, в письме к нему, гласностью.
Последствия известны, и не мне одному досталось от г-жи Марии Редровой: даже словесный суд, куда она еще и не обращалась, не освобожден от заподозрения в пристрастии.
Остается только заявить еще одно позднейшее обстоятельство, о котором г-жа Мария Редрова сочла долгом умолчать и которое я считаю очень важным: после ответа своего г. старшему полицмейстеру, г-жа Мария Редрова заезжала ко мне с предложением заплатить ей за перстень 75 р. с. Прошу прислушаться: я вызывался заплатить 50 р., а г-жа Мария Редрова требовала 75. Почтеннейшая публика из этих цифр может видеть, насколько справедливо подозрение в подмене камня, ценность которого определяется ювелиром в 50 р., а владелицею его в 75 р. Подобное различие в оценке ювелиром и хозяином можно испытать на каждой вещи и оно достаточно для доказательства его подлинности. Цифры сами по себе составляют факт на степень математической очевидности и в чью пользу они говорят, пусть решит общественное мнение.
Гласность - такая вещь, которой надо пользоваться честно.
Подозрительность и недоверие свойственны только личностям, не отрицающим в себе возможности для побуждения подробных чувствований, и недостаточны для оправдания той отваги, с какою имя мое предано публичному истязанию.
Женщина, по самому органическому своему строению, - существо слабое; обличительное перо ей не к лицу, да и не по силам.
Не краснейте же за природный недостаток.
У меня нет фамильных перстней, но есть фамильная честь, которою я дорожу больше, чем вы предполагаете.
Ваше предостережение, г-жа Мария Редрова, имеющее характер и предупредительный и карательный, заключает в себе действительное оскорбление, которое не может быть удовлетворено вещественным образом, и потому я его в суд не представлю, но вы за него ответственны не пред одним мною, а во 1-х - пред истиной, во 2-х - пред обществом, отпустив ему вместо факта небылицу, в 3-х - пред газетой, которая не должна быть орудием несправедливой цели и в 4-х - пред идеалом женщины.
Ревнуя об охранении интересов общества, вы предостерегаете его против меня. - Я этого в отношении вас себе не позволю; но мой пример сам себою послужит уроком киевскому торговому сословию, как должно быть с вами осторожным.
Воспользуются примером надо мной и те, которые, не принадлежа к здешнему купечеству, не гонятся за популярностью, так нежданно выпавшею на мою долю, и из чего? Посудите сами, из-за 25 руб. сер. или нет, виноват, из-за вашей привязанности к заветному предмету, не позволяющей вам узнать собственной вещи.
Ювелир Концевский.