История человеческого рода, в каждой эпохе ее последовательного развития, выставляет какую-то особую дозу assa fetida, проявлявшуюся то в лице Ивана Яковлевича, то в лице Анисьюшки - костромской пророчицы. Чтобы пополнить пробел в статистике пророков, на место усопшего Ивана Яковлевича явился к нам в Радомысль пред прошлым еврейским пасхальным праздником еврейский пророк и ортопед по имени Аврум Шапира.
В один прекрасный ясный день снег исподволь таял; крещенские морозы потеряли уже свою силу. Я шел прямой дорогой, ведущей к присутственным местам; вдруг я увидел многочисленную, засуетившуюся толпу зевак, взоры которых устремлены были на одного жиденка, стоявшего в середие собравшегося кружка. На нем был обветшалый, древнеиудейский атласный капот с разной величины медалями. Наконец, после сильной давки, явившаяся комета вошла в дом одного мужского портного, а ее хвост, следовавший за ним, праздно-шатающийся люд остался за дверьми.
Это обстоятельство возбудило во мне любопытство. Я решился войти в дом. После долгих усилий удалось мне отодвинуть весь этот хлам и стать лицом к лицу с заинтересовавшим меня персонажем. Для большего ознакомления читателей с этим господином, приведу краткий разговор, вполне характеризующий этого сына мрака и невежества:
Я. Много уважаемый государь, хотя я не имею счастья принадлежать к числу ваших знакомых, однако ж осмелюсь утрудить вас просьбою. Сделайте одолжение, пойдемте в боковую комнату, где наедине кое об чем поговорим.
Он. Хорошо! Хорошо!
Он. Я - уроженец Радомысльского уезда м. Брусилова. В детстве отец мой, старикашка, вывез меня с собою в Палестину. Оттуда перешел я в турецкую службу, где и изучил искусство предсказания и лечения одержимых разного рода телесными и душевными недугами вообще. Репутация моя относительно лечения и предсказания вскоре распространилась по всей Оттоманской Порте. Потом по совету знаменитых европейских врачей я эмигрировал в Россию, и во время Крымской кампании я на перевязочном пункте лечил многих больных, за счастливый исход которых я получил одну медаль. Во время бытности моей в Киеве, за оказанную мною пациентам приетов безвоздмездную помощь, ее сиятельство княгиня попечительница представила меня к высочайшей награде, вследствие чего я получил вот эту медаль на ленте, а третью медаль я удостоился получить еще во время моей службы в турецкой действующей армии в качестве старшего врача и предсказателя.
Наконец предлагал я ему рассказать мне кое-что о прошлом и предсказать мое будущее.
Он. Позвольте мне узнать, с кем я имею честь говорить.
Я. Ни более ни менее как с учителем казенного еврейского училища. (?!!)
Он. Вы одарены свыше даром слова; родители ваши во время оно имели огромный капитал наличных денег; наконец неисповедимому в путях своих Богу угодно было испытать их бедностью и крайней нищетою. Но за то аврора вашего счастья уже воссияла во всем ее блеске. Тот самый немец (ныне проживающий в Киеве), павший кредит которого вы когда-то поддерживали, тот самый немец, говорю я, заботится об улучшении быта вашего, и, по прошествии нескольких месяцев, вы оставите несносную учительскую должность, не приносящую никакой существенной, материальной пользы.
Само собою разумеется, я прехладнокровно выслушал всю его галиматью, все эти небылицы в прошлом и какие-то утопии в будущем, простился с ним и пошел. По прошествии нескольких дней местные власти за непредставление свидетельства на право ношения медалей так и письменного вида потребовали от него медалей и поручителей до утверждения Киевской губернии правления в действительности его показаний. Но добродушный еврейский народ, очертя голову, готовый поручиться за каждого встреченного и попереченного единоверца и тут поручился. Некоторые хозяева за чудодея дали расписки в том, что по первому востребованию местных властей пресловутого г. Шапиру должны представить, но он видно уже не раз был в ежовых рукавицах, эксплуатировал от этого поручительства и дал тягу.
Зигильман.
Радомысль, 1862 года, мая 20 дня.