На суд общественного мнения
Всегда были, есть и будут разные оттенки в характерах, в убеждениях людей. Одни из них - ревностные защитники блага и истины, люди уважающие личность, право, собственность, жертвующие личными выгодами и преимуществами в пользу общественного блага, общественной цели, действующие прямо, без всяких уловок, открыто. Другие - это люди, зачерствевшие в старинных привычках, закосневшие в предрассудках, не уважающие ни личности, ни труда, ни собственности, стремящиеся к удовлетворению своего всепожирающего эгоизма, своих, часто уродливых, прихотей и страстишек, гоняющиеся за своим золотым кумиром - деньгами, всем для него жертвующие, и тем самым парализирующие действие первых, - одним словом это камни преткновения на пути к общечеловеческому развитию, на пути к прогрессу. Сообразно с этими разными характерами и тенденциями всегда были, есть и будут различные поступки. Первым мы обязаны поступками благородными, честными, вторым - противоположными. Для поправления или лучше наказания последних поступков существует три рода средств. Первый разряд касается самой личности, в этом случае обиженная или обесчещенная личность стоит сама за себя, - сама наказывает, сама управляется с виновным. В остальных двух, гораздо чаще встречающихся случаях, она прибегает к суду общества, среди которого живет: тогда она или обращается (если имеет достаточное количество письменных доказательств и улик) к постановлениям и законам, которыми руководствуется это общество, и требует, чтобы с виновным было поступлено согласно с этими законами, или же наконец ей остается только одно средство - отдаться на суд самого общества: она прибегает к гласности.
Но обыкновенно, не скоро решаются прибегнуть к этому средству, не скоро является охота действовать подобным образом. Причина ли этому недоверие к среде общественной, или наша нравственная лень? Этот вопрос трудно решить, но как кажется вернее всего виновато здесь то и другое. И действительно, не должен ли человек, которого все действия, все намерения парализируются, обращаются в ничто, в пух и прах, и вместо пользы обществу и самому себе, приносят даже вред, видя, что несмотря на самое сильное, самое пламенное желание выступить на поприще деятельности и труда, несмотря на вполне развитые и дозрелые органы, он должен сидеть сложа руки и повеся голову и истлевать в томительном бездействии, не должен ли, повторяю, подобный человек сделаться тяжелым на подъем, преобразоваться из самого ревностного деятеля в самого равнодушного зрителя? Все его чувства притупляются, предприимчивость гаснет, он впадает в какую-то нравственную и физическую апатию, в какую-то коснеющую неподвижность, им овладевает какая-то безотрадная, безвыходная грусть. Нас с нашей апатией можно уподобить Танталу в полном смысле этого слова, у которого желаний пропасть и у ног которого распростерты все возможные блага, но воспользоваться ими он не может: во-первых потому, что он связан по рукам и ногам, а во-вторых потому, что у него не достает энергии ни для освобождения себя из спутывающих его слов, ни для осуществления своих намерений.
Но здесь представляется еще одна возможность еще горестнее, еще безотраднее первой может быть, чего Боже упаси. Причина этой апатии кроется глубже в самых свойствах нашей природы и природы естественных произведений вообще, может быть причина этого лежит в исторической необходимости, в характере времени, эпохи...
Но как бы то ни было, а сильные, очень сильные нужны возбуждения, чтобы нас заставить действовать; - не даром же сложилась у нашего народа пословица: "гром не грянет, мужик не перекрестится".
Особенно ясно высказалась эта грустная черта нашего характера в последнее время, или лучше предпоследнее время, когда вошло в моду слово обличения, когда сотни обличителей, точь в точь смелые корсары в житейском море, неутомимо и яростно преследовали в самые затаенные заливы отсталых, и взятые ими призы выставляли на свет божий, когда обличительные статьи имели еще значение, во-первых потому уже одному, что были в моде, а во-вторых потому, что не испытавшие их силу до поры, до времени смотрели на них, как на какой-то угрожающий фантом. Так, я говорю, даже в то благословенное время, когда мы еще вполне находились в благовонной aura новой жизни, когда мы еще не пришли к тому безотрадному заключению, что обличение есть бессмысленное дон-кихотство, где апеллируется к какому-то вымышленному, не существующему ареопагу - общественному мнению; одним словом, когда благодетельная гласность, суд общественного мнения и т. п. не считались еще пустыми фразами, апатия эта высказалась уже в полной степени. Человек, уверенный в силе обличения, пострадавший несправедливо и потерпевший безвинно даже материальный убыток, не брался так скоро за перо, как это бы казалось. Сколько злоупотреблений, обманов, подлостей осталось необличенными из-за недостатка одной предприимчивости! Нечего говорить уже о тех случаях, где ущерб нарушения долга и обязанностей не касался нас лично, непосредственно, или же вред, причиняемый этим, ощущался многими, когда уже одним сваливался на другого труд отозваться. Разумеется, при этом были и другие рассчеты...
Теперь же настало другое время: обличители редки. Обличение для нас не новость, мы с ним сжились, мы на деле увидели, "що чорт не такий страшный, як его малюют", мы шутя забавляемся им, друг друга страшим и тем дело кончается.
Под влиянием такой-то апатии мы долго молчали, хотя были глубоко обижены, хотя наш материальный интерес страдал, мы молчали, потому что опасались прослыть дон-кихотами, сражающимися с мельницами - да, человек бесчувственный, неуязвляемый не та ли мельница? Наконец сознаемся откровенно, мы не хотели с ребяческой наивностью представить еще одно доказательство бесполезности гласных обличений, апелляции к несуществующему общественному мнению..., как будет одним доказательством больше, что-нибудь да значит. Но повторяю, может быть причина всего этого была наша леность, пока нас не потрясли чересчур уже чувствительною, чересчур уже оскорбительною выходкою. Мы приведены в то состояние, когда человек находит облегчение даже в том, что он выскажется, когда ему необходимо излить свои чувства, свое негодование пред кем бы то ни было, хотя бы ему и не сочувствовали, хотя бы это он считал в другое время и бесполезным и смешным.
Находясь в подобном состоянии раздражения, в состоянии человека, которому остается только одно последнее средство - прибегнуть к гласности, мы на этот раз пользуемся им, представляя нашему обществу на обсуждение следующий поступок киевского книгопродавца Степана Ивановича Литова.
С г. Литовым мы уже имели счастье вести дела в 1860 г., заключив с ним сделку на счет одной переведенной нами книги и все кончилось как нельзя более благополучно, но вероятно только потому, что мы заключили тогда формальный контракт на гербовой бумаге, заявленный у маклера. Но это-то и было для нас западнею.
Осенью прошлого года г. Литов предлагает нам перевести Физиологию Функе. Мы долго не соглашаемся, так как вознаграждение за труд весьма незначительно. Наконец нужда превозмогла. Мы составляем с ним условия (писанные, но к несчастью не на гербовой бумаге и незаверенные маклером, так как мы полагались на добросовестность г. Литова), по которым он обязывается платить за каждый переведенный и прокорректированный печатанный лист по 13 р. сер., деньги выплачивать нам тотчас после выхода каждого листа, печатать - как скоро мы переведем достаточное для безостановочной печати число листов - и мы приступаем к переводу. Переведены, процензурованы 5 листов - по условию следовало бы их сейчас же напечатать и нам вручить следуемые за них деньги; но г. Литов отказывается отсутствием будто бы наборщиков. Несмотря однако же на это и полагаясь все-таки еще на добросовестность г. Литова, мы продолжаем наш труд. Переводим еще 5 листов и вручаем их ему. Он успокаивает нас тем, что велит сию же минуту печатать перевод, объявляя в "Современной медицине" о скором выходе в свет Физиологии Функе. Проходит месяц, другой - книга не печатается и денег по условию мы не получаем. В промежутке этого времени г. книгопродавец уезжает в Москву, не оставив в своем магазине никакого распоряжения на счет нашего перевода. После двухмесячного отсутствия, возвратившись из Москвы, г. Литов в ответ на наши требования иронически (вероятно понимая наше положение) предлагает нам взять подешевле за переведенные листы, уверяя, что у него денег нет, так как он покупает ..ом и намерен завести новую лавку на Подоле. Хотя мы и были сильно поражены этою внезапною переменою в намерениях г. Литова, однако не выразили ему этого, истолковывая ее себе стеснительным, как казалось из его слов, положением его и все еще не теряя надежды на то, что он одумается и не нарушит раз данного им честного слова. Некоторое время спустя, находясь в крайне стеснительных обстоятельствах, мы опять напоминаем г. Литову о составленных им с нами условиях. Вне всякого ожидания г. Литов вместо того предлагает нам не только взять подешевле, но и рассрочить выплату, уже давным давно нами заработанных денег, на какие-нибудь 2-3 года. Всякий согласится, что принять подобное предложение невозможно, да даже оскорбительно для человека, имеющего хоть искру благородства, хоть каплю собственного достоинства, и, исполненные негодования, мы решительно отказываемся от дальнейшего перевода, не требуя даже вознаграждения за переведенные нами листы и за потраченные на это время и издержки. Желая издавать перевод, мы настоятельно требуем выдачи рукописи, и что же? Г. Литов в письме своем из Москвы отвечает нам ясно и удобопонятным русским языком, что рукопись он не намерен выдать нам до тех пор, пока мы распискою не обяжемся, что где и когда бы мы ни печатали Физиологию Функе, мы должны ему представить 40 экземпляров каждой части ее (что составит сумму в 200 р. сер.) без всякого со стороны его вознаграждения или другими словами даром.
Как объяснить этот поступок и как его назвать предоставляем самой публике. Единственным утешением останется нам, если мы, обнаружением этого факта, успеем таким же легковерным как и мы указать истинный путь, каким образом должно вести дела с таким книгопродавцами как наш достопочтенный Степан Иванович Литов.
Врачи братья Попперы.
Просим гг. издателей столичных газет и журналов перепечатать эту статью.
