Милый друг мой, послушай!
Ты меня упрекаешь, почему я не знакомлю тебя с нашей общественной киевской жизнью. Ты говоришь, что ваш город почему-то расположен скучать; что ты по необходимости разделяешь общую скуку и что тебе наконец, приятно было бы слышать, по крайней мере, как в других городах веселятся. Полно так ли? Действительно ли тебе будет веселее оттого, что ты узнаешь, какие испытывают удовольствия другие? Ну, а если любопытство твое будет удовлетворено не в твою пользу? Если ты, ознакомившись с удовольствиями нашего Киева, будешь испытывать еще большую скуку? Если ты позавидуешь веселому настроению духа нашего общества и захохочешь? Нет, серьезно. Послушай, все ведь может быть. На этом-то основании, принимая в соображение различного рода если, я и теперь нехотя решаюсь писать к тебе о наших удовольствиях; но, так уж и быть, исполню твое желание, а то ты пожалуй сочтешь меня за эгоиста, в самом тесном значении этого слова - все для себя и ничего для другого. Я всегда замечал в тебе способность истолковывать в дурную сторону. Ну, пожалуй, слушай.
Начнем с Жандармского сада. О нем тебе нечего много говорить: "Киевский телеграф" уже не раз писал о том, как публика проводит там время, но "Киевский телеграф", Бог с ним, с некоторого времени сделался существом желчного характера. Он нападает на какие-то скандалы и скандальчики, неразлучные, как говорит он, с гуляньем в Жандармском саду. Постоянное веселое настроение духа молодежи "Киевский телеграф" объясняет желанием поскандальничать. Неужто это так?... Большинство нашего общества замечательно впечатлительностью натуры, мягким добрым сердцем и постоянно веселым настроением духа. Играет, например, в Жандармском саду оркестр музыки, играет он так себе, весьма посредственно; но если б ты знал, послушай, как публика ему сочувствует! в особенности когда услышит кадриль из малороссийских песен! Тут подымается всеобщее поощрительное браво, такого свойства, от которого тебе покажется на первых порах (от непривычки конечно), что в Жандармском саду сделалось какое-нибудь ужасное, вопиющее дело. - Услышавши поощрительное браво, но не разобравши его значения, по смыслу самого слова, ты почувствуешь себя сначала очень неловко, страх на тебя нападет и ты уже торопишься бежать из сада; но, заметивши на лицах каждого то веселое настроение духа, которое бывает следствием внутреннего довольства самим собой и всем окружающим, ты, мало-по-малу, приходишь в себя и, насытившись вдоволь веселым настроением духа молодежи, почувствовавши нежное постукивание в голову, выходишь из сада в отличном расположении духа, способным к какому хочешь занятию.
29-го августа был второй вокальный концерт певицы Карской, при участии любителей: тенора Радзиновского и баритона Богданова. Впечатлительность натуры, верное сочувствие к изящному, отличительная гуманность нашего общества, поощрение всего человечески прекрасного - все это высказалось у нашего общества так же в концерте г-жи Карской, как и везде... Г-жа Карская имеет здоровую, мощную грудь, симпатичную наружность, милую походку, прекрасно сложена, грациозно кланяется... а голос, голос у нее каков? быть может, ты уже у меня спрашиваешь. Формалист ты. Послушай, я тебя знаю. Голос у г-жи Карской звучный и она его довольно легко поворачивает куда и как захочет. А уж как она выдерживает pianissimo, fortissimo и crescendo! Чудо, я говорю, что такое. Если ей нужно протянуть нотку pianissimo, так ты уж наперед угадываешь, чего она добивается, прежде чем она вытягивает pianissimo. Fortissimo таким же манером; а crescendo! Ах! Она его выделывает с удивительным, удивительным расчетом. Нечего говорить, что публика наша от г-жи Карской в восторге. Взрывам аплодисментов, вызовам - не было конца. Словом сказать, поощрила действительный талант как следует. Верное поощрение - великое дело! У г. Радзиновского нет мощной груди, нет звучного голоса; есть у него правда музыкальная душа. Порою пение г. Радзиновского напоминает что-то былое, знакомое, родное, дорогое нашему сердцу, но видишь ли! У г. Радзиновского нет того удивительного расчета в каждой нотке, которым так мастерски обладает г-жа Карская. Неудивительно поэтому, что публика похлопывала г. Радзиновскому слегка, да и то верно по доброте своего сердца. Любителю дескать ... нельзя ... Г. Богданов - замечательный любитель пения. В самом деле, заметно, что он много занимается пением и многого уже достиг. Местами он еще поет фальшиво, но ведь послушай, нельзя же каждому петь верно; со временем, может быть, потрудившись над пением еще больше, голос г. Богданова не станет фальшить. Трудом чего человек не достигает, а в особенности при том поощрении, которым напутствует публика, оказавшего стремление к такому благородному искусству как пение. Публика кричла г. Богданову браво от души.
30-го августа наш город прежде всего приветствовал высокоторжественный день в Киево-Софийском соборе молитвою об государе и его августейшей фамилии. Вечером была в городе иллюминация. В Жандармском саду гулянье и фейерверк с двумя сюрпризами, то есть с двумя вещами, браслетом и лошадью, в 50 р. каждый. В Жандармском саду публики было довольно; на иллюминации - тьма; в особенности на Крещатике, на котором гулял и я. И знаешь ли, какое явление между гуляющими на Крещатике, меня порадовало? Я тебе сейчас скажу. Представь себе так: идешь, например, ты по тротуару. Навстречу тебе идут джентельмены. Ты, не желая их как-нибудь зацепить, жмешься к плошкам, рискуешь замарать салом платье, но джентельмены не обращают на это никакого внимания; идут так, что тебе приходится лезть через плошки или ретироваться назад и второпях стукнуться с кем-нибудь носами. Ну да все это пустяки. Мне приятно видеть в человеке сознание собственного достоинства. Ведь как это важно в человеке?! Ну что стоит человек без самолюбия? - Ничего не стоит, решительно ничего. Прощай мой друг. Послушай! Пока больше нечего к тебе писать.
Известный тебе Крючок-Зацепа.
