Господин редактор!
В предлагаемых вниманию читателей нашего журнала письмах я намерен поговорить о части сословия деятельного, предприимчивого, капитального, сословия стоящего посредником между производителями и потребителями, и по своей деятельности соприкасающегося со всеми классами общества. Нельзя сказать, чтобы репутация, какую успело составить себе это сословие, была в пользу. Есть много причин, частью мнимых, частью действительных, по которым общество, относясь известным образом к деятельности этого сословия, считает себя вправе делать так, а не иначе. Всматриваясь в эти причины, разбирая и взвешивая факты, вы - помимо сословных предрассудков и кастического антагонизма, играющих еще немалую роль в суждениях общества, - все-таки наталкиваетесь на что-то, дающее возможность заключить, что правда на его стороне. Если в обществе часто слышаться опрометчивые; если оно часто произносит незаслуженные приговоры; то виною этого: замкнутость купеческого сословия, тайна туманов, покрывающая его внутренний быт и деятельность, и совершенное почти отсутствие гласных фактов, основываясь на которых общество могло бы правильно составлять суждения о том либо другом проявлении жизни этого сословия. Помочь в этом отношении обществу может только одна литература и именно теперь, когда она всего более нуждается в сознательном понимании окружающего. Литература есть свет, а только он разгоняет призраки, созданные в темноте воображением, и показывает предметы в их настоящем виде. Поэтому я думаю, что всякое честное заявление факта, как бы он сам по себе незначителен не был, всякое наблюдение, уясняющее ту, либо другую сторону дела - принесут свою пользу. Под влиянием таких мыслей, я приступаю к письмам о купечестве г. N. Если они, хотя отчасти, достигнут предложенной цели, то время, употребленное на них, я не почту потраченным даром.
I.
Город N, о купечестве которого ведется речь в этих письмах, принадлежит к числу губернских городов малороссийского края. Внешний вид и разнохарактерность его населения придают ему вид западноевропейского города; в сущности же он так же похож на какой-нибудь Ливерпуль или Тулон, как коренной русский человек в иноземном платьи похож на немца. Население его преимущественно составляют: малороссы и великоруссы, затем следуют поляки, немцы, французы и представители других национальностей в ограниченном числе. Состав купечества также разнохарактерен и имеет те же пропорции, с исключением впрочем в пользу великорусского элемента. В нем он до того преобладает, что составляет большинство над представителями других элементов, в том числе и малорусского. Он то и послужит предметом моих писем. Иностранное купечество стоит на высшей степени развития нежели русское. В нем вы не встретите тех угловатостей, которые сплошь и рядом встречаются в последнем. Деятельность его сложилась на совершено других основах, которые бы очень желательно видеть и в русском купечестве. Кроме этого наблюдения, какие я успел сделать, принадлежат исключительно русскому кругу.
Как всякое общество делится на сословия, так и всякое сословие делится на кружки. Этого свойства не лишено и русское купечество города N. Его можно подвести под три главные категории. К первой принадлежат аристократы: эти люди большею частью богатые, часто образованные, старающиеся проводить новые принципы в своей деятельности, знающие цену жизни и в большинстве лишенные того отпечатка, который сам собою является в воображении при слове "купец". Их немного в N, но они не без влияния на других. Они служат предметом поклонения и подражания для второй категории: купцов средней руки, хотя подражание, в большинстве не сознанное и обращенное исключительно на внешние стороны, и вырождается в уродливость, доходящую часто до крайних пределов комизма. Им недостает того, что в аристократах встречается часто, именно - образования. Этим объясняется и презрезние, с каким они относятся к купцам третьей категории - мелкоплавающим. Это люди или начинающие свою коммерческую карьеру, или имеющие незначительные средства. Они отличаются от купцов средней руки только по относительной несостоятельности; в нравственном же отношении и умственном развитии те и другие находятся на одной степени, весьма недалекой от полного невежества. В численном отношении первенство за купцами средней руки: они составляют ядро торговой деятельности и читатель, надеюсь, на меня не посетует, если я на них буду останавливать его внимание преимущественно.
Вот отличительные, типичные стороны купца средней руки: кроме чтения и письма он незнаком ни с чем, чтобы развило его ум. Находясь с детства при деле, он вследствие долгой практики получает тот известный склад ума и ту торговую сметку, пробивающуюся в каждой его жилке, которые так неприятно нас поражают. В обращении с людьми не имеющими с ним интересов, он груб и подчас дерзок. Положением своим он доволен как нельзя более и с презрением относится ко всему, что ниже его по состоянию и положению в обществе; зато ко всему, что выше его, он питает слепое благоговение, смешанное с рабским подобострастием. Он щедр и любит благотворить, но только в тех случаях, когда щедрость его может дойти до сведения общества, или когда за какое-либо крупное пожертвование он может получить или благодарность, или награждение медалью. К достижению последнего нередко употребляются усилия и труды большого времени; зато добившись своего, он становится горд и высокомерен до крайности. Самое событие делается в его жизни эрою: с нею он ведет свое времяисчисление. При каждом удобном случае он не применет вставить: что вот это было в то время, когда он был награжден медалью, или что вот то случилось за два года до получения медали. Он любит роскошь не как следствие развитого вкуса, а потому что она удовлетворяет его тщеславие. Он мчится на рысаке и любуется не бегом его, а тем впечатлением, какое он производит на проходящих и проезжающих.
Грубое тщеславие и спесь - явления прирожденные купцу средней руки. В практической деятельности он ни перед чем не станет в тупик; его не остановит никакое по-видимому непобедимое препятствие; он везде найдется, везде отыщет лазейку пробираться правдами и неправдами к определенной цели. Он даже свои верования и суеверия старается пригонять к своей деятельности. Он верит в предназначение и оно служит для него оправданием многих его поступков, верит в навождения и казни дьявола и все свои дурные дела сваливает на его шею. В голове его даже сложилось такое умозаключение: как бы мол человек не желал быть честным, он все-таки ничего не сделает с вражьей силою, специальность которой, как известно, - совращать с пути истины всякого порядочного человека, и на этом основании он часто делает такие вещи, которые бы и самого черта поставили в тупик. Только загробная жизнь пугает его порядком; но он - практический человек - и тут надеется отделаться практически: он заказывает молебны и акафисты, делает склады и пожертвования, ставит пудовые свечи. Его нисколько не смущает, что деньги, идущие на все эти потребы, добыты, может быть, не из совсем чистого источника; на всякий случай у него имеется в запасе поговорка, гласящая, что у денег глаз ведь нету, которою он и может утешить себя. Тщеславие и тут не покидает его. Он, например, соорудит кивот для образа и непременно возьмет да и распишется под ним крупными буквами: соорудил его такой-то господин такой-то гильдии; сделает вклад в какой-либо монастырь, да и хвастается потом этим перед каждым встречным и поперечным. - Он презирает все, что выше его по уму, не интересуется ни одним живым общественным вопросом, если не видит в нем прямой выгоды для своего кармана. Он знает себя; до остального мира ему нет ни малейшей надобности. Никакое мировое событие, никакое великое открытие или изобретение не расшевелит его мозгов. Он иногда пожалуй и на газету подпишется не из потребности знать дела мира сего, а просто потому, что это принято у купцов аристократов, за которыми он, что называется, из кожи лезет. "Что ж, рассуждает он, - разве мы тоже не в состоянии подписаться? Это для нас плевое дело." и подписывается, да потом и заворачивает в газетные листы товар в своей лавке. На него сильно действуют слухи о наводнениях, землетрясениях, солнечных затмениях и кометах, и то потому лишь, что тревожная совесть его в этих явлениях видит предвестие кары небесной, в роде нашествия иноплеменных например, или близости страшного суда, на котором потребуется отчет в его действиях. - В общежитии он внутренне старовер, но делает некоторые уступки времени. Это выражается в его платьи: по принципу оно должно быть долгополое, между тем он рядится в немецкое; не задумается иногда и бородку смахнуть.
Жена купца средней руки, лишенная всякой деятельности, отдается вся ханжеству с неразлучными его спутниками: странницами и странниками, юродивыми прочими и божьими людьми. Истинно религиозного чувства вы не ищите в ней: она напичкана с детства таким сумбуром поверий и суеверий, что правильное религиозное чувство не может к ней привиться. Ханжество нисколько не мешает ей рядиться в шелк и бархат, упитывать свое тело всеразличными яствами и тщеславиться перед другими своим благочестием.
(Продолжение в след. номере.)