Политическое обозрение
Венгро-австрийский и Итальянский вопросы вступают теперь в новый фазис своего развития. Оба правительства, как сардинское так и австрийское, покровительствовали либеральному движению своего народа из своекорыстных видов, но с различными целями: первое для приобретения политического значения и силы, причем, разумеется, не могла не вмешаться и некоторая доля патриотического чувства, – второе руководилось инстинктом самосохранения в виде того финансового расстройства и тех тягостных и натянутых отношений к племенам, входящим в состав империи, которые требовали непременно какого-нибудь coup-d’état, для того чтобы так или иначе выйти из этого положения.
Но при обширных реформах сверху, когда инициативу народного развития в либеральном смысле берет на себя правительство, оно никогда не в состоянии определить точных границ, на которых остановится рациональное движение, геркулесовых столбах, на которых оно заблаговременно могло бы начертить parolu nec plus ultra и спокойно ожидать, пока народные реформы не достигнут желаемых пределов: народ это живой океан, и если разрушить одну плотину, то он раньше или позже в своем неудержимо-быстром течении увлечет и остальных.
Мудрено решить имели ли оба правительства для своих прогрессивно-либеральных тенденций предопределенные цели, дальше которых идти было бы для них невыгодно, или они действовали, таким образом, не заботясь о дальнейших последствиях, зная, что ближайшие принесут большую пользу (Сардиния) или избавят от видимой гибели (Австрия). Последнее предположение вероятнее: как в обыкновенной, так и в политической жизни случаются такие минуты, в которых нужно действовать немедленно – так или иначе не останавливаясь, не рассуждая о том, что из этого выйдет, нужно действовать, повинуясь только влиянию мгновения, сил обстоятельств.
Может быть оба правительства были кроме того еще втайне уверены, что при тех громадных средствах, какими они располагать в состоянии, им не будет трудно – или дать всему народному движению такое направление, что оно дальше рамок, ему предназначенных не выйдет или подавить всякое слишком революционное движение, всякий шаг, выходящий за край начертанной ими программы в самый момент его возникновения.
Сардинское правительство имело еще большое преимущество, на которое оно и надеялось: освободительница Италии, рисковавшая великодушно своим собственным существованием, решившаяся для этой цели на огромные жертвы, не могла ли рассчитывать, что голосу ее, бывшему до сих пор путеводительным, не ослушаются Итальянцы и тогда, когда оно уже не будет призывным сигналом народного движения, а тормозом его. Настоящее время покажет насколько факты оправдывают надежды и предположения правительств.
Венгро-автрийские дела достигли самого интересного момента своего развития. Как все предполагаем, так и случилось: Телеграфическая депеша из Пешта от 10 августа сообщает, что в заседании, бывшем того же числа, палата магнатов, по предложению графа Шапоры приняла единодушно адрес, составленный Деаком. Таким образом, этот адрес, отправлен в Вену. B нем выражен ответ венгерского сейма на рескрипт королевский от 21 июля – в виде ультиматума, что сейм остается при всех своих требованиях, выраженных в первом адресе и что с этим все дальнейшие негоциации с правительством прекращены.
Каким образом выйдет австрийское правительство из такого затруднительного положения? По всему должно предположить немедленное распущение венгерского сейма и по известиям, полученным из Пешта, там в этом так уверены, что некоторые депутаты делают уже приготовления к выезду. По мнению J. de St.-P-bourg сейм облегчил правительству такое решение. Объявить, что с последним адресом прекращаются всякие переговоры, т.е., что по мнению сейма всякие переговоры между Венгрией и правительством будут бесполезны, пока правительство, хотя бы в принципе, не признает всех прав, требуемых сеймом, он оставил правительству только выбор между двумя возможностями: или согласиться на последнее решение венгерских палат или распустить сейм. Неизвестно, что почтет за лучшее министерство Шмерлинга, приступит ли оно к новому выбору депутатов в Венгерские палаты или непосредственно членов на имперский сейм – обе меры ни к чему не ведущие; или оно, как утверждают некоторые газеты, учредит два воеводства – на севере Венгрии словацкое, а на юге сербское и таким образом, льстя национальной гордости народов не венгерских, побудит их послать депутатов в Вену; впрочем это противоречило бы диплому 20 октября. Да и положение самого министерства довольно шаткое: последний адрес нанес довольно сильный удар авторитету самого главы его г. Шмерлингу.
Положение Форгаха, взявшего на себя роль посредствующего лица между немецкой и венгерской партией тоже довольно затруднительное. Как канцлер венгерский он вступается за венгерские интересы и из-за дела о податях разошелся с министром финансов. Впрочем, его предложение об отсрочке сбора податей было отчасти принято министерством, хотя в нем сделано по настоянию г. Пленера – что эта отсрочка простирается только на сельских жителей и будет иметь силу не далее как до 15 сен. Поговаривают уже, что по прошествии 6 недель гр. Форгах оставит место канцлера венгерского и возвратится в Прагу для занятия губернаторской должности. Барон Кэмэни, трансильв. канцлер хочет тоже податься в отставку. Газеты приводят еще одно средство, к которому прибегнет будто бы австрийское правительство в случае, когда обыкновенным путем не успеет достичь желаемых результатов в деле с Венгерцами: рассказывают, что император ведет переговоры с Эрц-Герцогом Стефаном с целью склонить его к принятию звания Палотина венгерского. Это так часто провозглашаемое предположение опровергается не раз высказанным желанием Эрц-Герцога оставаться частным человеком до конца жизни. И так, не опережая событий, будем ждать, что предпримет правительство после получения адреса. Во всяком случае, кажется, что как не трудно решение венгерского вопроса, он обойдется без открытой всякой борьбы, хотя самые даже умеренные члены венгерского сейма уже давно говорили о ней, как о последнем средстве к приобретению политической самостоятельности, так Деак в речи, произнесенной им еще 13 мая сказал, что могут нас принудить к открытому разрыву. Газеты утверждают даже, что император ищет заблаговременно союзников, в случае если бы дела с Венгрией приняли такой оборот и с этой целью уполномочил кн. Лихтенштейна сделать королю Прусскому в Баден-Бадене различные предложения и уступки и вот, говорят он почему свидание между Вильгельмом I и Наполеоном III не состоялось. Впрочем это ни на чем не основанные предположения. Кроатский сейм постигнет вероятно та же участь как и Пештский. Депутаты военной границы, бывшие на нем, представили требование о преобразовании своего края, несогласные с видами правительства, кратский бан, их военный начальник, приказал им возвратиться домой и они письменно попрощались с сеймом, так как лично не могли видеться с его членами. Сейм Аграмский объявил поступок бана незаконным и требует возвращения депутатов. Правительство принужденно было обратить внимание на это дело и из статьи помещенной в Donauzeitung видно, что препоручено кроатскому бану и военному коменданту Баната разобрать подробно нужды депутатами военной границы.
Причиной критического положения пиемонтского правительства служит столкновение интересов Италии и союзника ее императора французов в вопросе о Риме. Либеральная партия еще больше уяснила это своим последним поступком. По всем главным городам Италии – в самом Турине и Риме – передается из рук в руки протест против занятия Рима французами. Под ним красуются имена знаменитостей итальянских – Гарибальди, Мадзини и других. С беспокойством следят за этим движением национальной партии из Турина, но не знают, что предпринять: поделить – опасно, одобрить – значит рассориться с Францией. Говоря об этом J. de St.-P-bourg указывает на этот поучительный пример истории, что революции выскользают часто из рук тех, которые их вызвали и что всегда не благоразумно возбудить в народе страсть к нелегальности и движению. По поводу дела Гойон-Мерода кардинал Антонелли счел только за нужное выразить сожаление начальнику оккупационного корпуса, и генер. французский будет с этих пор обращаться по делам непосредственно к кардиналу. Военный министр остается на своем месте.
