Киевская летопись
День и ночь. - О мосте, как препоне для развития просвещения. - Не о театре, а об актрисах. - Блеск и суета. - Requiem ярмарка. - Чужие мнения. - Неудавшийся Орловец. - Холодные души, истерические барыни. - Демонстрация.
Пестрая толпа и теперь шумит на Крещатике. Разноцветные богомольцы толпятся возле монастырей. Парадные гулянья усеяны всевозможными цветками туземной и чужой флоры, начиная от камелий до чертополоха и tresfolles. Последних особенно много.
Покрытое тучами небо, постоянный свидетель человеческих проказ, бросает свой … на все разумное и неразумное, тщетно защищается от редко виданного солнца Богадица своею огромною маркизою; напрасно расплывшийся, но ученейший гер Фогульдет, полураздетый прячется от него в кабинете с закрытыми ставнями. Вообще в некоторых присутственных местах оставлены двойные окна, а зала минеральных вод до половины вошла в землю, - никому нет пощады, горячее солнце все жжет и палит. Знойные лучи его проникают в щели, попадают в конуры. Во всем Киеве разве на одну театральную сцену не доходит этот поток света, да не разливается он в подземных кладовых и казначействах, или экзекуторских кабинетах.
А ночи! Что это за восхитительные ночи! Одна картина сменяется другою и живописные киевские ландшафты при бледном свете Луны кажутся еще поэтичнее, обаятельнее. От садов несет прохладой, ночные звуки раздаются резче, отчетливей, из отворенного окошка льются вечно свежие мелодии Нормы или Травиаты… Нет пошлости, нет горя на свете - светло на душе, и легка жизнь!…
Но довольно! Звучный строй моей лиры и весьма позволительный пафос никогда не заходят далеко от земли, а бродя по стогнам града, да еще ночью, весьма часто спотыкаются на неровной мостовой. В следствие этого я на нее обращаю самое серьезное внимание и даже решаюсь посоветовать комитету о мостовых построить хоть маленький мостик между васильковскою улицею и Печерском. А то целые полгода незначительный ручеек мешает проникать просвещению из университета в гошпиталь, где в нем чувствуется ощутительный недостаток. Положим себе, что старые медики просветились уже достаточно, и дальнейшего просвещения для них не требуется, да молодым как же без него обойтись? Ведь это не то, что за двадцати пяти рублевую бумажку превратить мужа прездорового в неспособного к ношению оружия, ведь это не экономическо-диэтические порции, усвояемые довольно легко - тут нужен труд, а по нынешнему состоянию науки и ручейка еще и охотничьи сапоги, потому что в обыкновенных редкий смертный решается проходить через это болото. Повторяю, что мост через ручей решительно необходим. Тем более, что здесь кратчайшая дорога, соединяющая половину Нового строения с Печерском. Оно конечно у нас теперь лето, на улицах сухо, ночью так светло, что для вспомоществования кроткой луне со звездами не употребляются даже ее земные спутники фонари, мостовые строятся довольно деятельно, но все же по временам не худо и думать и о туманных тучах, которые выльются дождями, наделают грязи и наконец, к величайшему удовольствию гостинниц и театров, установятся надолго.
Впрочем в опустевший было наш театр теперь начинают ходить несколько больше. Некрасова была очень мила в маленькой пьесе «Ночь после бала»(*). Протасова в драме «Материнское благословение» была весьма хороша. У меня и теперь звучит в ушах грустная песня Марии: «Скоро-ль увижу страну мне родную» - и сдержанные рыдания в словах:
«Матушка, дочь твоя с горем не знается
Замуж выходит она…»
В театре особенно много было по обыкновению на неблагородной галерее. Напрасно некоторые господа смотрят на эту вышину слишком свысока - можно наверное сказать, что там, по крайней мере у нас в Киеве, встречаются ценители не хуже чем в первых рядах кресел.
Но все-таки галерка неблагородна, а дух благородства, соединенный с значительною дозою хлыщенства и тупоумия обуял нас и все еще силен кое-где. Да что у нас - сам иностранный Фридрих воскурил ему маленький фимиам, написавши в своих афишках на гуляньях, Большой Бл. фейерверк. Конечно бл. может быть значит блестящий, но так как блеск неотъемлемое свойство фейерверка, то многие подумали, что это значит благородный и особенно старательно снаряжались туда, уповая, что силою какого-нибудь животного магнетизма общество там разделится на благородное и не благородное. Но фейерверки не по моей части, я скромно отступаю перед въездом Люцифера в ад и благоразумно прячусь от потока искр пламени и всей ярмарки житейской суеты.
Кстати о бывшей ярмарке. Я не успел прочитать ей своевременно Requiem, потому что вообще не люблю печальных церемоний. Довольно того, что она не вошла в нашу плоть и кровь, как выражается почтеннейший из немцев Бацон. Она возникла невзначай, проходит без следа и дальнейшего цветения ее не предвидитися. Она отцвела вместе с столетником князя Лопухина, и о новом ее возвращении, как и об столетнике, не худо бы публиковать в газетах. Вообще публикация вещь хорошая и если бы решились исполнить предложение некоторых публиковать имена тех, которые будут замечены в похищении цветов из ботанического сада, то верно бы меньше нашлось охотников ботанизировать на чужих огородах. Правда в этих именах может быть встретились бы некоторые близкие к университету, но за то ученые и не ученые естествоиспытатели не качали бы уныло головами, глядя на обширную заросль, носящую наименование ботанического сада. «Несмотрая на то, что Орел не в таких выгодных условиях, там ботанический сад гораздо лучше» - сказал мне один орловец.
Задетый за живое в своих патриотических чувствах, но не имея права усомниться в справедливости слов моего знакомого, я отвечал с стесненным сердцем: «За то там, вероятно, садовники не живут так благоустроенно и кроме своей Флоры не занимаются ничем: ни воспитанием многочисленного семейства, ни поддержанием больших знакомств, ни преферансом, ни своей собственной фермой. «Все это очень хорошо, но сад плох. А еще в Киеве собирались издавать журнал естественных наук», продолжал орловец, заметно придираясь ко мне. «Правда мысль о журнале была сообщена, но нашли, что покуда для него нет материалов, да и публики мало найдется для специального издания. Впрочем, когда ничто не попрепятствует собраться по предположению в начале августа будущего года, то может быть разрешиться издание.»
Орловцу также не понравилась наша геология и он, зная, что Киевские горы вышиною до 700 футов, непременно заподозривал в них какие-то ископаемые. Орловец этот вообще строптивого характера, и когда письмоводитель некоторого места сычеобразный Лука Лукич на вопрос его, когда будет известно решение одного дела, кротко отвечал: это известно одному Богу да Ивану Семеновичу, - орловец пришел в ярость от этой простой таинственности и, не поискав ближайшей причины ее, называл Луку Лукича дураком, а Ивана Семеновича - мокрою курицею.
Выходит человек он неосновательный и неблагонадежный, да к тому же еще чрезвычайно нервный. Впрочем берет холодные ванны в купальне Глича и авось к августу начнет рассуждать более здраво.
В Киеве так много нервных барынь. Все они чувствительны к холодным душам, что просто удивительно как оне не осаждают г. Глича от утра и до глубокой ночи. Холодные обливания для этих истерических, бледнокожих существ почти незаменимы. Я уверен, что многое множество барынь, отцветающих, не успевши расцвесть, после лечения к осени получили бы здоровый цвет лица, свежесть и избавились бы от современной истерики.
Отцы и братья, невинные страдальцы и жертвы истерических припадков! Внемлите моему скромному голосу, не жалейте холодной воды, обливайте ваших жен и сестер, посылайте их к холодным душам и к осени ваше семейное счастье утвердиться на основах более прочных.
Иван Глуховец
(*) С этим мы вовсе не согласны. Танец, который она протанцевала в заключении, неприличен для публики. Ударения на некоторых словах не с хорошей стороны рекомендуют актрису. Ред.
